Публикации документов

К 100‑летию со дня рождения С.О. Шмидта
 

15 апреля исполняется сто лет со дня рождения выдающегося ученого, историка, педагога и общественного деятеля, академика Российской академии образования, заслуженного профессора Российского государственного гуманитарного университета, советника Российской академии наук Сигурда Оттовича Шмидта (1922–2013), почти 30 лет входившего в состав редакционной коллегии журнала «Отечественные архивы». В связи с этой датой редакция обратилась к его ученикам, которые тоже стали преподавателями и передают свои знания студентам, с просьбой поделиться воспоминаниями об Учителе. Их тексты переданы для включения в личный фонд С.О. Шмидта в Архиве РАН.

УДК 930.25(092)
 

Все, кто знал выдающегося ученого, педагога и просветителя, известного общественного деятеля Сигурда Оттовича Шмидта, несомненно испытали на себе его благотворное влияние. Для многих встреча с ним стала судьбоносной. К числу таких счастливчиков отношусь и я. Мало того, что Сигурд Оттович реально повлиял на то, как сложилась моя студенческая и профессиональная жизненная траектория, но он был и до сих пор остается моим первым и главным учителем, наставником и близким человеком, отношения с которым не прерывались без малого на протяжении 47 лет. Во мне и, думаю, во многих его учениках он по-прежнему присутствует как органическая часть сознания.

Очень непросто делиться воспоминаниями об этом выдающемся человеке, когда сложилась уже чуть ли не целая библиотека и мемуаров о нем, и исследований его творчества. Тем не менее, рискуя повториться, попробую предложить некоторые свои воспоминания и размышления о былом. Может быть, они окажутся полезными для интересующихся жизнью и творчеством С.О. Шмидта.

Впервые о нем я узнал от моего школьного друга Сергея Филимонова еще до учебы в МГИАИ. Ныне Сергей Борисович – известный российский историк, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России Крымского федерального университета, а в том далеком 1965 г. после окончания школы в небольшом украинском городке Сергей поступил в Историко-архивный институт, а я не прошел по конкурсу в Ленинградский университет. Впечатляющие рассказы Сергея о Сигурде Оттовиче и МГИАИ привели меня в следующем году в этот вуз, где конкурс тогда доходил до 32 человек на место из-за одновременного выпуска последних одиннадцатых и первых десятых классов. Можно полагать, что поэтому уровень подготовленности к занятиям в высшей школе среди студентов середины и второй половины 1960‑х гг. был в целом достаточно высоким. Из выпускников начала 1970‑х гг. вышли ставшие впоследствии и видными архивными деятелями (например, руководитель Росархива в 1996–2009 гг., член-корреспондент РАН В.П. Козлов, директор Архива РАН В.Ю. Афиани, директор РГА Военно-морского флота В.С. Соболев и др.), и учеными-историками, преподавателями вузов (из этого поколения только под руководством С.О. Шмидта выросли два доктора и шесть кандидатов исторических наук).

Нам повезло попасть в тот период развития института, который В.П. Козлов не без основания назвал «золотым временем» в истории МГИАИ^[1]. К тому моменту институт уже перерос рамки отраслевого вуза, превратившись в заметный и немаловажный центр отечественного гуманитарного знания, привлекавший своим духом вольности. Не случайно, что среди студентов и преподавателей оказалось несколько известных диссидентов и правозащитников, выступивших в том числе против ввода советских войск в Чехословакию, политические судебные процессы над которыми тогда прозвучали на всю страну (с дочерью одного из них – Петра Якира – Ириной, а также с другой участницей протестных акций Татьяной Хромовой я учился в одной студенческой группе, знал об их деятельности и поэтому особо остро переживал события 1968 г.).

В условиях сохранявшейся еще во второй половине 1960‑х гг. (до драматической смены руководства и порядков в 1968 г.) относительной свободы научного и педагогического творчества в институте работало немало замечательных ученых, педагогов и первоклассных специалистов архивного дела. Но для многих из нас самой яркой фигурой среди них был, несомненно, С.О. Шмидт. По принятой тогда традиции он открывал учебный год для первокурсников своей лекцией «Введение в специальность». О его выдающемся лекторском мастерстве говорится в ряде воспоминаний и исследований, поэтому здесь, не пытаясь анализировать, могу лишь добавить некоторые свои впечатления.

Прежде всего, поразили интеллект, широчайшая историческая эрудиция и уровень культуры, артистизм, дикция и образцовый русский язык (Сигурд Оттович рассказывал как-то об уроках, полученных в юности от артистов Малого театра). Видно было, что лекции и разнообразные выступления – это его родная стихия, в которой он свободен и естественен. Но кроме большого эстетического удовольствия и впитанных после первых лекций знаний я испытал естественное для вчерашнего школьника чувство некоторой неполноценности. Нельзя сказать, что Сигурд Оттович подавлял неискушенных первокурсников своей эрудицией, но он никогда не подстраивался под аудиторию, придерживался высоких стандартов академизма в сочетании с умением доходчиво и ярко донести до слушателя сложные научные вопросы. Поэтому, с одной стороны, слушать его было одно удовольствие, а с другой – его лекции побуждали поскорее восполнить нехватку образования.

В институте были, конечно, и другие замечательные лекторы. Многие, наверное, помнят интереснейшие по содержанию, с неподражаемой размеренно-степенной манерой чтения, лекции по истории государственных учреждений России профессора Н.П. Ерошкина или лекции по истории Древнего мира и Средних веков профессора Ф.А. Коган-Бернштейн, наполненные романтизмом и оживленные личными воспоминаниями о посещении тогда недоступных для нас стран («…как сейчас помню это голубое-голубое небо над Афинами и синее-синее море…»), и др. В речи Сигурда Оттовича, помимо ораторского мастерства, на первый план выступала личность.

Мои первые впечатления о нем были как о человеке недосягаемо высокоученом, но при этом очень земном и доступном к свободному общению (в перерывах между занятиями он, например, предпочитал курить со студентами), с хорошим чувством юмора и даже самоиронии. Но с другой стороны, он казался как бы нездешним. В его внешнем облике и поведении чувствовались, что называется, порода, какой-то врожденный аристократизм, классическое воспитание, нечто не советское, а скорее европейское, что к тому же подчеркивалось нордическим именем-отчеством.

Сигурд Оттович знал себе цену и умел создавать атмосферу уважения к себе в любых обстоятельствах. В связи с этим вспоминаю один бытовой, но показательный случай. Однажды он попросил меня помочь с покупкой туфель, видимо, рассчитывая, что я могу лучше знать модные тренды. Сигурд Оттович выбирал их в фирменном магазине на Ленинском проспекте, и то, как он это делал, произвело на меня впечатление. Ему сложно было подобрать обувь по подъему, поэтому он перемерил, наверное, с десяток пар. И делал это с таким естественным чувством собственного достоинства и уверенности в законности прав клиента, что бедные советские девочки-продавцы, привыкшие в условиях дефицита работать по правилу наоборот, выполняли все «прихоти» уважаемого клиента не то что беспрекословно, но очень вежливо.

Эта история еще и о том, что Сигурд Оттович естественным образом оказывался в центре внимания, где бы ни появлялся. Мне приходилось это наблюдать и на различных научных форумах как в Москве, так и в других городах, и во время совместных посещений музеев, театров и выставок. Он вообще был человеком публичным. Этого требовала его деятельная натура с врожденным и развитым стремлением приносить пользу конкретным людям, обществу, стране. Кроме того, его публичность работала на то, чтобы продвигать или защищать свои идеи или проекты, не забывая при этом в подходящих случаях сказать доброе слово о своих коллегах и учениках. Во многом этой популяризаторской цели служили и широко отмечавшиеся юбилейные даты, которых было немало в жизни Сигурда Оттовича.

Он казался как бы представителем ушедшего классического периода русской культуры и гуманитарной науки. Здесь, конечно, свою роль сыграли знаменитые родители и родственники, а также выдающиеся учителя-историки, сохранявшие наследие классиков русской исторической науки начала ХХ в. И это при том, что, являясь членом КПСС, по темпераменту и эмоциям он напоминал мне утвердившийся в литературе образ советского молодого человека 1930‑х гг. с его энтузиазмом, коллективизмом и верой в светлое будущее. Мне кажется, это особенно проявлялось в деятельности Сигурда Оттовича как создателя и руководителя его главного детища в Историко-архивном институте – кружка источниковедения на первом, «романтическом» этапе его истории в 1950‑х гг. Рассказы самого Сигурда Оттовича и воспоминания первокружковцев повествуют о творческом коллективе советской молодежи, связанной между собой и молодым научным руководителем искренней дружбой, совместными познавательными поездками, театральными постановками, стенгазетой и даже кружковским гимном.

И действительно, Сигурд Оттович был оптимистом и экстравертом. К нему самому как раз подходит одно из его высказываний в печати: «Одаренная натура – это человек, наделенный душевной щедростью (а следовательно, и щедростью мысли). И это отрадно, ибо я убежден в том, что только люди, добросовестные в жизни, могут быть добросовестными в науке»^[2]. Он был душевно и интеллектуально щедр, прежде всего со студентами и учениками. Но это распространялось и на очень многих, кому довелось иметь отношения с Сигурдом Оттовичем. Не одного меня, конечно, поражал ошеломительный по масштабу круг его общения, который постоянно увеличивался по мере расширения сферы научных, просветительских и общественных интересов и реальных дел. Это стало особенно заметно, когда его стараниями в конце 1980‑х гг. было возрождено и приобрело организационные формы краеведческое движение в России, которое Сигурд Оттович возглавил.

Даже хорошо зная его, было удивительно, как ему удавалось неформально и продуктивно выполнять огромное количество обязанностей, среди которых и такие, как председатель Археографической комиссии РАН, главный редактор «Археографического ежегодника» и «Сводного каталога славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР», ответственный редактор Московской энциклопедии, председатель Союза краеведов России, член многих ученых советов и редколлегий ряда журналов. В одном из последних интервью Сигурд Оттович объяснял такую многоплановую деятельность: «Я люблю трудиться. И когда не работаю за письменным столом или не читаю специальную литературу, а занимаюсь чем-то другим, то все равно думаю о своей работе. Я всю жизнь занимался тем, что мне интересно»^[3]. Поэтому творческий труд был для него образом жизни.

Искренний интерес к человеку – видимо, врожденная часть его натуры. Отсюда идет важная особенность многих исследований Сигурда Оттовича, в которых прошлое оживлялось через судьбы и характеры самых разных людей, а в историографических работах, наряду с признанными или выдающимися учеными, немало внимания уделялось историкам менее известным или забытым. Имея превосходную память и дар рассказчика, он открывал нам, своим ученикам, мир истории, особенно советской, вспоминая о некоторых подробностях жизни исторических личностей, со многими из которых был знаком. Обычно это происходило во время частых прогулок по старой Москве, главным образом в районе его родного Арбата или при посещении Новодевичьего кладбища.

Надо сказать, что интерес к личности носил у Сигурда Оттовича деятельный характер. Он умел постоять не только за себя, свое дело или идеалы, но всегда был готов защитить учеников и близких по духу людей и помочь им. Никогда не забуду, как Сигурд Оттович сумел отстоять в борьбе с ректором С.И. Мурашовым свое право быть научным руководителем аспирантов Филимонова и Гальцова. И вообще, сколь многим я обязан Сигурду Оттовичу в своей жизни и сколь многие это могут сказать! Прежде всего, обязан ему как Учителю. Известна крылатая фраза А.С. Пушкина о М.В. Ломоносове: «Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом». Для меня и, думаю, для многих учеников Сигурд Оттович и его кружок были тоже своего рода еще одним высшим образованием (университетом, вошедшим в историографию как «школа Шмидта»), конечно, связанным с институтским, но все-таки имевшим и самостоятельное значение.

О кружке источниковедения много написано не случайно. Он справедливо признается уникальным научно-образовательным, воспитательным, просветительским и социокультурным явлением, существовавшим на протяжении 50 (!) лет. Поэтому кажется, что легкомысленное наименование «кружок» диссонирует с его значением. Но оно давно превратилось в брендовое и на самом деле точнее отражает дух или атмосферу этого сообщества: коллективное творчество, сплоченность, стремление к саморазвитию, дружеская поддержка и уважение к мнению оппонента, демократизм и свобода слова, сохранение традиций кружка и достаточно высоких («взрослых») стандартов научных дискуссий. Все это я мог наблюдать уже во время первого посещения заседания кружка, которое запомнилось тем, что в дискуссии принимали участие не только студенты, но и кружковцы-ветераны – В.А. Муравьев, бывший тогда аспирантом, и С.М. Каштанов, известный к тому времени своими учеными трудами. Если Сигурд Оттович был любимым руководителем кружка, его душой, то Сергей Михайлович, будущий член-корреспондент РАН, выступал как остроумно и критически мыслящий, но все-таки добрый и обаятельный ангел. Мое поколение кружковцев – это в основном ставшие докторами и кандидатами наук, известными своими трудами, И.А. Альтман, А.А. Амосов, В.Ю. Афиани, Э.Д. Банионис, А.Д. Зайцев, Б.С. Илизаров, С.С. Илизаров, В.П. Козлов, И.В. Курукин, М.П. Лукичев, Б.Н. Морозов, В.В. Морозов, С.А. Морозов, С.Д. Мякушев, К.Е. Новохатский, Г.П. Присенко, М.А. Робинсон, Ю.Д. Рыков, В.Е. Туманов, С.Б. Филимонов, С.В. Чирков, Э.Х. Чубинидзе, М.Ф. Шумейко.

Наиболее волнующая страница моей кружковской истории случилась в 1970 г., когда Сигурд Оттович выбрал меня в качестве докладчика для первых телевизионных съемок заседания кружка. После этого не без иронии, но по-доброму он называл меня иногда «наша телезвезда».

«Школа Шмидта» для меня – это и полученные навыки работы с историческими источниками, особенно архивными, без чего я бы не смог как следует написать под руководством Сигурда Оттовича дипломную работу на предложенную им тему об архивной описи Посольского приказа 1626 г. Это и его бесценные советы при подготовке диссертации по истории архива Посольского приказа в XVII в., и помощь в организации ее предзащиты и защиты (внешний отзыв был подписан академиком Л.В. Черепниным, а официальными оппонентами выступили не один, а два доктора наук: К.И. Рудельсон и И.Б. Греков). Это и сложная работа в РГАДА по подготовке к изданию по инициативе Сигурда Оттовича рукописей двух больших переписных книг архива Посольского приказа 1626 и 1673 гг., опубликованных под его редакцией. Наконец, это поучительные уроки научной этики и добросовестного отношения к историописанию и историческим источникам.

Во многом это была скорее отеческая помощь, нежели просто выполнение обязанностей научного руководителя. Его неформальное отношение к ученикам особенно трогательно проявлялось в домашней обстановке. Конечно, не один я бывал частым гостем Сигурда Оттовича и в его легендарной квартире в Кривоарбатском переулке, где он родился и прожил всю жизнь (мое первое посещение было признано успешным, поскольку я понравился главному человеку дома – няне Тате), и на даче. После успешной защиты диссертации, когда возникла довольно сложная проблема трудоустройства, Сигурд Оттович по-отечески помог с приемом на работу в Калининградский университет, где с 1976 г. мне довелось пройти путь от ассистента до проректора, заведующего кафедрой, декана исторического факультета и директора Института гуманитарных наук уже в реформированном Балтийском федеральном университете им. И. Канта. И все эти годы, несмотря на расстояние, я испытывал и моральную, и реальную поддержку Учителя, многочисленные встречи с которым заряжали энергией и новыми планами.

Последняя такая встреча с Сигурдом Оттовичем состоялась в мае 2013 г., сначала на краеведческой конференции в Историко-архивном институте, а за неделю  до его кончины – в его квартире, где, беседуя, как всегда очень по-домашнему, мы засиделись допоздна. В этот раз он больше вспоминал о пережитом. Похоже, я стал последним иногородним учеником Сигурда Оттовича, бывшим у него дома…

Доктор исторических наук, почетный профессор РГГУ, академик Российской академии образования, иностранный член Польской академии наук, заслуженный деятель науки Российской Федерации Сигурд Оттович Шмидт прожил долгую жизнь, до последнего дня отдавая себя любимому делу и людям. С каждым годом масштаб его деятельности расширялся, вовлекая в орбиту благородных дел огромное число людей по всей стране и за ее пределами, которые продолжают пользоваться результатами его трудов. А это значит, что светлая и благодарная память о нашем Учителе сохраняется и будет долгой в сознании многих и многих далеко за пределами его любимого города.
 

Январь 2022 г.

Личный архив автора. Компьютерный набор. Л. 1–9.

[1] Козлов В.П. Историко-архивный институт: хроника развала и точка бифуркации // Вестн. архивиста. 2003. № 1 (73). С. 59.

[2] Шмидт С.О. Путь историка: Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997. С. 420.

[3] Шеваров Дм. Эпоха по имени Шмидт // Рос. газ. 2012. 11 апр.