История и практика архивного дела и делопроизводства
 

УДК 930.25(091)
 

Участие Центрального архивного управления СССР (ЦАУ, Центрархив) в коммерческой внешнеторговой деятельности Советского Союза в 1930‑е гг. представляется, на первый взгляд, маловероятным. Почти невозможным. Особенно если речь идет о продаже публикаций. И тем не менее это подтверждают ранее засекреченные документы из фондов Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ) и частная переписка ученых того времени.

Тема подобных международных проектов актуальна и сейчас, поскольку непосредственно затрагивает вопросы законодательного регулирования валютных операций в деятельности архивов, авторского права в археографической практике и эффективности использования архивных документов в науке.

Инициатором советского «археографического торгсина» являлось созданное постановлением Совнаркома СССР от 8 апреля 1934 г. акционерное общество «Литературное агентство»^[1] (далее – ЛА, Агентство; в англоязычных документах – Press and Publisher Literary Service, PresLit), в котором ключевую роль играл переводчик и редактор Дмитрий Александрович Уманский, старший брат журналиста и дипломата Константина Александровича Уманского.

В отечественной научной литературе выход зарубежных публикаций в 1930‑е гг. по документам центральных государственных архивов, находившихся в ведении Центрархива, обычно связывают с нелегальной деятельностью архивистов «старой школы» и тому подобными тайными операциями^[2]. В историографии ЛА практически не упоминается, за единственным исключением последнего времени^[3]. Среди зарубежных исследований, связанных с этим Агентством, выделяется работа Я. Патерсона, посвященная многолетнему партнеру Д.А. Уманского Джону Родкеру (John Rodker)^[4] и их издательскому сотрудничеству в 1930‑е гг.

Необходимо подчеркнуть, что ЛА не занималось продажей подлинников архивных документов, а ведало, прежде всего, продажей прав на публикацию отечественных литературных и научно­популярных произведений, а также архивных документов и археографических трудов. Поскольку Советский Союз не участвовал в Бернской конвенции и других международных соглашениях об авторском праве, заключение прямых договоров с иностранными издателями обеспечивало легальное коммерческое продвижение книг и публикаций в других странах и приносило прибыль в валюте. Важнейшей задачей работы ЛА являлось размещение наиболее интересных в коммерческом отношении материалов за рубежом до (а иногда вместо) их публикации в СССР. Только так можно было заставить иностранных партнеров заплатить максимальную сумму за право издания документов.

Создатель ЛА Д.А. Уманский (1901–1977) представлял собой сложный тип советского коммерсанта, умело совмещавшего революционную риторику в деловой переписке с напором рекламного агента в общении с партнерами. Его знание зарубежных издательских процессов и обширные заграничные связи были обусловлены долгим проживанием в Европе. Он в совершенстве владел немецким языком, неплохо знал французский и немного английский^[5]. Уроженец г. Николаева, Дмитрий Александрович в детстве несколько лет жил с семьей в Австрии, куда вернулся в 1919 г. и остался там еще на восемь лет; в начале 1920‑х гг. учился на историко­филологическом факультете Венского университета и одновременно занимался переводами на немецкий язык произведений советских авторов, писал статьи для австрийских газет и журналов. С 1920 по 1926 г. Д.А. Уманский даже имел австрийское подданство, что позднее в анкетах объяснял следующим образом: «…в связи с выполнявшейся мною работой по советской пропаганде»^[6]. Встречавшийся с ним в 1923 г. Н.П. Трубецкой замечал: «Политически он что-то вроде эсера. Весьма начитан в русской литературе, увлекается “Серапионовыми братьями” и Ремизовым… Жидок предприимчивый и с коммерческим нюхом: знает, что стоит перевести с русского и издать по-немецки, умеет найти издателя (переводит, кажется, недурно)»^[7].

Вернувшись в Советскую Россию в 1927 г., Уманский устроился библиографом в Институт Ленина при ЦК ВКП(б), затем перешел в издательство «Земля и фабрика». К 1930 г., сменив еще несколько мест службы, обосновался на два года в ОГИЗе (Объединенное государственное издательство), а потом, поработав в Госжелдориздате и Жургазе (Журнально­газетное издательство) М.Е. Кольцова, перешел в 1934 г. в Литературное агентство. Точнее, фактически создал его исходя из собственного видения целей и задач предприятия. Он рассказывал в автобиографии об этой наивысшей точке своей издательской карьеры: «…я постоянно думал о работе в области популяризации произведений советских авторов за границей. Эта работа, которой я… занимался в течение ряда лет, меня неизменно привлекала. В 1933 г. я пришел на работу в… бюро Жургаза, которое занималось распространением в зарубежной печати… статей и книг советских авторов. В декабре 1933 г. это бюро было ликвидировано и взамен него создано Литературное агентство с широкими и разносторонними задачами в области советской пропаганды за границей – через печать, издательства, радио, театр и пр.»^[8].

Формальными соучредителями акционерного общества «Литературное агентство» являлись: журнально-газетное объединение Наркомата просвещения РСФСР, внешнеторговое объединение «Международная книга», издательства «Academia» и «Советская литература»^[9], однако реальная деятельность общества координировалась двумя его руководителями. Номинально Уманский занимал должность заместителя директора акционерного общества и начальника книжного отдела. Главой Агентства до 1938 г. был Абрам Павлович Мариинский (1895 – после 1969), работавший в 1929–1933 гг. в ТАСС.

Наиболее тесное взаимодействие ЛА и Центрархива приходится на 1934–1937 гг. и начинается с череды конфликтов, обусловленных расплывчатыми формулировками уставных документов Агентства, которые можно было трактовать максимально широко в части полномочий его сотрудников. Руководители Агентства предполагали, что имеют карт-бланш на работу с документами Центрархива и их использование в своих коммерческих интересах.

В апреле 1934 г. Уманский решил опубликовать в Америке имевшиеся в распоряжении Агентства письма британского дипломата Джорджа Бьюкенена. Центрархив сразу же выдвинул «решительные возражения» против передачи кому бы то ни было копий этих писем^[10]. Агентство пыталось проигнорировать мнение архивистов, апеллируя к постановлению Совнаркома о создании ЛА.

В свою очередь, публикации ряда документов в журнале «Красный архив»^[11], предпринятые ЦАУ без согласования с ЛА, вызвали бурю возмущения со стороны коммерсантов. Подробно позиция ЛА изложена в письме А.П. Мариинского от 11 ноября 1934 г. в адрес заместителя управляющего ЦАУ Софьи Алексеевны Пашуканис^[12] по поводу публикации в «Красном архиве» дневника Николая II за 1914 г., перепечатанного затем французской газетой «Marianne»: «Сейчас дневник стал, после появления в “Красном архиве”, широким достоянием заграницы и не представляет уже никакой валютной ценности. Таким образом, мы потеряли, учитывая возможность размещения дневника в ряде стран, изрядную сумму в золотых рублях. Помимо этого, и возможный политический эффект от опубликования дневника потерян, так как потеряна возможность опубликовать его с соответствующими комментариями»^[13].

Руководитель Центрархива Ян Антонович Берзин^[14] прекрасно понимал, что игнорировать подобные обвинения и урегулировать возникавшие конфликты можно только заручившись поддержкой на самом высоком уровне. Кроме того, он в целом осуждал «чрезмерное увлечение работой по использованию документов»^[15], делая акцент на архивно-технической разработке материалов.

Уже через две недели после создания ЛА, испытав напор его руководителей, управляющий ЦАУ обратился 20 апреля 1934 г. с письмом одновременно в три инстанции – Совнарком, Политархив НКИД и ОГПУ, изложив свои соображения и предложения. Берзин подчеркивал, что «по действующему законодательству архивные материалы… вообще не могут быть предметом сделок… что же касается вывоза архивных материалов за границу, то для подлинных архивных документов такая возможность законом вовсе не предусмотрена, и выдача иностранцам даже копий с архивных документов, выписей из них и архивных справок допускается только с согласия народного комиссара иностранных дел»^[16]. А поскольку, как указывал Я.А. Берзин, эти законы постановлением СНК о создании ЛА не отменены, то «само постановление может быть понимаемо только в том смысле, что права акц[ионерного] о[бщест]ва “Литературное агентство” не распространяются на материалы, отнесенные к ведению ЦАУ СССР и ЦАУ союзных республик. Если бы правительство все же признало целесообразным распространить права акц[ионерного] о[бщест]ва “Литературное агентство” и на материалы, отнесенные к ведению архивных органов СССР и союзных республик, то представлялось бы необходимым ввести соответствующие изменения в действующее законодательство»^[17].

Далее в письме Центрархива высказывался ряд предложений: «…в интересах охраны документов политического характера и наиболее ценных исторических, в том числе и литературных материалов, представлялось бы необходимым установить правило, чтобы вывоз за границу каких бы то ни было архивных материалов (в том числе и тех, которые не отнесены к ведению архивных органов) допускался исключительно с разрешения ЦАУ Союза ССР. В противном случае не будет исключена возможность просачивания за границу таких документов, которые могут быть там использованы во вред Союзу ССР. Для выработки инструкции об условиях, при наличии которых Центральным архивным управлением должны быть даваемы разрешения на вывоз архивных материалов за границу, о характере документов, допускаемых к вывозу, и порядке выдачи разрешений было бы целесообразно образовать комиссию из представителей ЦАУ, НКИД и ОГПУ»^[18].

Важно отметить, что перед тем, как отправить это письмо в СНК, Берзин 16 апреля запросил поддержку ОГПУ в кратком секретном письме, в котором замечал, что постановление СНК о создании Литературного агентства «повлечет за собой при распространительном толковании ряд серьезнейших недоразумений»^[19].

Совнарком рассматривал обращение Центрархива почти два месяца, совещался с упомянутыми в нем органами (ЛА, ЦАУ, НКИД и ОГПУ) и в июне 1934 г. коротко ответил сразу им всем, что Литературное агентство «должно осуществлять сбыт за границу архивно­исторических документов и копий таких документов с обязательным соблюдением действующих законов, регулирующих архивное дело. В этом отношении никакого изъятия из общего порядка для названного акц[ионерного] о[бщест]ва в утвержденном СНК СССР уставе не установлено»^[20].

Таким образом, коммерческие интересы руководства ЛА были подчинены интересам Центрархива, и впредь последнее слово всегда оставалось за архивистами. В дальнейшем сотрудничестве двух учреждений претензий со стороны Агентства не возникало, а механизм утверждения архивных документов, продвигаемых за рубежом, включал обязательную визу Политархива НКИД, с которым хранилища согласовывали все материалы, отправляемые в ЛА. Агентство при этом старалось выглядеть перед зарубежными партнерами хозяином положения и требуемые НКИД купюры не обсуждать.

Взаимодействие Литературного агентства с центральными архивами, готовившими документы для заграничных публикаций, а также с редакцией «Красного архива» всегда проходило через секретариат ЦАУ при личном участии С.А. Пашуканис (до ее ареста в 1937 г.). Например, по запросу Уманского в августе 1934 г. ему предоставили «для помещения за границей» копию письма (снимок) Николая II великой княгине Ксении Александровне об Англо-бурской войне, которое было опубликовано в 63‑м томе «Красного архива»^[21]. Запросы ЛА секретариат направлял главным образом в три архива: Государственный архив феодально­крепостнической эпохи (ГАФКЭ), Центральный военно­исторический архив (ЦВИА) и Архив внешней политики.

Основная работа по поиску документов проводилась в ГАФКЭ под руководством его директора, Анны Мартыновны Бирзе. В 1934–1935 гг. по запросу ЛА было предпринято масштабное выявление материалов, представлявших интерес для зарубежных издателей. Итогом поиска в дворцовых фондах стал список из почти 200 наименований рукописей, в первую очередь принадлежавших представителям дома Романовых и их ближайшему окружению^[22]. Эти документы относились к событиям при дворе, частной жизни, путешествиям царствующих особ и их литературному творчеству.

Литературное агентство запрашивало у Центрархива также материалы из Архива внешней политики, направляя списки на копирование, в которых значились донесения дипломатов из Германии и Франции по поводу революционных событий 1871 г. (депеши к А.М. Горчакову, шифрованные письма маркиза Де Габриак к Ж. Фавру)^[23]. В 1935 г. Д.А. Уманского окрылил успех французских коллег, продавших права на издание переписки Наполеона из собрания парижской Национальной библиотеки за полтора миллиона франков американскому агентству United Press. Более того, в советской печати появились сообщения о якобы недавно найденных в Кремле наполеоновских архивах времен 1812 г. Соответствующий запрос о бумагах Наполеона был отправлен в ЦАУ: «Расходы, которые понадобилось бы произвести для разработки и копирования документов, Литературное агентство возьмет на себя, – заверяли в письме. – Литературное агентство готово обеспечить материальные и моральные интересы Центрархива в случае публикации документов путем соответствующего дополнительного соглашения»^[24].

Центрархив, в свою очередь, разослал письма в ГАФКЭ, ЦВИА и Архив внешней политики, особо подчеркнув, что интересны, прежде всего, письма Наполеона и Жозефины, а также переписка лиц из их окружения. ГАФКЭ в письме за подписью А.М. Бирзе доложил Центрархиву о десятке официальных корреспонденций Бонапарта, преимущественно в копиях, при этом напомнил об издании документов в семитомнике «Дипломатические сношения России с Францией», подготовленном еще до революции^[25]. В другом ответе, от 15 ноября 1935 г., фигурирует Архив революции и внешней политики (формально уже разделенный на два самостоятельных архива), отчитавшийся о 32 найденных письмах Наполеона за 1800–1812 гг., адресованных российским императорам и Н.П. Румянцеву, и одном письме Марии­Луизы к Бонапарту^[26].

Материалы в ЦВИА для заграничных публикаций разыскивал специалист «старой школы», корифей военной архивистики Михаил Оттович Бендер, недавно освободившийся после ареста и считавшийся условно ссыльным. Ничего пикантного в фондах Военно-ученого архива (ВУА) найдено не было: частных писем Наполеона и Жозефины не нашлось, переписка наполеоновских маршалов из фондов ВУА, как замечал М.О. Бендер, была полностью издана в начале ХХ в., включая яркие письма маршала Даву^[27].

Среди коммерческих проектов по документам центральных архивов самой громкой и доходной сделкой стала подготовка и последующая продажа прав на издание переписки императора Николая II с матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Конкурирующие стороны пытались договориться об этом в течение нескольких лет, пока архивисты вели подготовку документов. Зарубежные партнеры добивались эксклюзивных прав на публикацию переписки на английском языке по всему миру. Британский партнер Уманского Дж. Родкер соперничал с американской издательницей Эрикой Биль (Erica Beale) и предлагал ей 400 фунтов стерлингов за уступку прав на издание. Родкер приезжал в Россию на шесть недель весной 1935 г. и лично общался с Уманским. Свои интересы имели в этом деле даже такие персонажи русского зарубежья, как Мария Игнатьевна (Мура) Будберг, жившая тогда в Лондоне, и журналист Юджин (Евгений) Лайонс, недавно вернувшийся из СССР в Америку^[28].

В конечном счете американский писатель­публицист Эдвард Бинг (Edward John Bing (Byng)) выкупил единовременным платежом все права на размещение переписки Николая II с матерью за границей, добившись от ЛА эксклюзивных прав для себя на продвижение книги. В Лондоне книга вышла в издательстве «Николсон и Ватсон» (Ivor Nicholson & Watson Ltd.) под строгим заглавием «The Letters of Tsar Nicholas and Empress Marie»^[29]. А в Нью-Йорке Бинг предпочел для издания более громкое «The Secret Letters of the Last Tsar»^[30], переуступив права издательству «Лонгман и Грин» (Longmans, Green & Co).

Сохранилась переписка Д.А. Уманского с издательницей Эрикой Биль, в которой подробно обсуждаются все особенности подачи писем, предисловие и примечания. Она была знакома со многими закулисными интригами, сопровождавшими царскую семью на рубеже XIX–XX вв., и понимала, какие именно эпизоды переписки могут представлять наибольший интерес для зарубежных читателей. Автором предисловия предполагалось пригласить кого-то из известных англоязычной публике лиц (в итоговой версии книги им выступил дипломат Брюс Локкарт), а в самом тексте вступительной статьи не делать политических акцентов. Как указывала Э. Биль, Дж. Родкер говорил ей «о нежелательности изображать царя как жертву». Она же предполагала показать «царя таким, каким он был – человеком, порабощенным своей женой, слабохарактерным и исключительно упрямым, который был худшим врагом самому себе»^[31]. Учитывая целевую аудиторию, издательница предлагала обойтись без примечаний – это значительно увеличило бы продажи книги: «Читатели не любят их и их можно было бы избежать»^[32].

Хотя издание переписки Николая II с матерью, выкупленное ЭдвардомБингом, для Эрики Биль было потеряно, оно являлось лишь одним из большой серии задуманных проектов публикаций архивных материалов семьи Романовых. Нью-Йоркский «синдикат» (как называли его в советских документах) Erica Beale Ltd. при посредничестве ЛА выстраивал план долгосрочных отношений с Центрархивом.

В отличие от Дж. Родкера, издававшего главным образом современную советскую литературу, синдикат Erica Beale Ltd. специализировался на исторических публикациях, выпуске мемуарных и эпистолярных памятников. Эрику Биль, внимательно следившую за публикациями документов императорской семьи и проявившую инициативу в планировании многолетнего сотрудничества, помимо переписки Николая II, интересовали дневники последнего императора, его супруги и матери^[33]. Американская издательница знала предыдущие публикации царского дневника в Германии и Франции, однако хотела взаимодействовать с советскими уполномоченными и иметь официальную полную версию текста из московских архивов. Такие условия были для нее важнейшими: в Америке это делало публикацию гораздо более авторитетной и снимало острый вопрос о правах на издание. Для иностранцев было принципиально важно, что после национализации (согласно декрету ВЦИК и СНК РСФСР «О сосредоточении в Центральном архиве РСФСР архивов семьи Романовых (бывшей царской фамилии) и некоторых других лиц» от 12 сентября 1923 г.^[34]) именно архивисты считались официальными законными владельцами документов и гарантировали их подлинность.

Для переписки Центрархива с нью-йоркской издательницей характерно подробное обсуждение не только археографических, но и юридических деталей публикаций. По инициативе зарубежных партнеров архивное ведомство запросило только что вышедшую парижскую книгу дневников Николая II (за июль 1914 г. – июль 1918 г.) в переводах с русского языка М.Бенувиля и А.Казнакова^[35]. Эрика Биль была знакома с фрагментами дневников последнего царя по нескольким зарубежным публикациям, в первую очередь 272‑страничной берлинской книгоиздательства «Слово»^[36]. Ей предлагали эти материалы сторонние посредники, но она предпочитала получать документы напрямую от Центрархива, полагая на основе своих источников информации, что ЦАУ предоставило зарубежному издателю копию дневника Николая II «с 1890 до 1906 г. из Госуд[арственного] архива»^[37]. Стоит отметить, что здесь Э.Биль заблуждалась: текст дневника попал в Германию «сомнительным» путем, как и некоторые другие романовские бумаги, что было подробно исследовано профессором А.А. Сергеевым в 1920‑е гг.^[38]

Американцев интересовало мнение Центрархива и о дневнике «бывшей вдовствующей царицы» за 1915 г.^[39], который, по их сведениям, был «выкраден когда-то из дворца» и приобретен неким поляком, жившим в Берлине: за рубежом опубликовали дневник, будучи уверенными в его подлинности.

История деятельности ЛА не была бы полной без характеристики его связей с издателями сборника документов и материалов «Звенья» В.Д. Бонч-Бруевичем и научного издания «Литературное наследство» И.С. Зильберштейном. Они, в отличие от редакции «Красного архива», которая, заручившись поддержкой ЦАУ, могла твердо отстаивать свои интересы, не имели права отказать ЛА – ведь речь шла о пополнении валютных запасов СССР, что всегда подчеркивал Д.А. Уманский. Некоторые интересные рукописи из их редакционных портфелей предлагались зарубежной публике в ущерб полноценной научной публикации в отечестве.

Из переписки историков Н.В. Голицына и Я.Л. Барскова в 1930‑е гг. видно, что оба автора фактически «потеряли» свои работы после того, как их в рукописи прочел Д.А. Уманский. «Переписка Екатерины II с Г.А. Потемкиным», тщательно подготовленная Барсковым, была переправлена во Францию (где ее издал Ж. Удар), после чего публикация писем в России была остановлена, а «Воспоминания фрейлины А.А. Толстой», переведенные и подготовленные Н.В. Голицыным для «Звеньев», «уехали» во Францию, но так и не нашли там издателя^[40]. Голицын, переводивший работу Барскова для Уманского, писал ему 25 декабря 1933 г.: «Ваше замечание о том, что публикация писем к П[отемки]ну не представляет большого интереса для широкой (тем более иностранной) публики, совпало и с моим впечатлением после перевода писем на англ[ийский] яз[ык]; все, конечно, зависит от того, в какой форме они будут преподнесены этой публике»^[41]. Переписка Екатерины II была отправлена не только в Париж, но и в Нью­Йорк. Уманский занимался, прежде всего, продвижением этой публикации в Америке (в журнале, а затем – отдельной книгой), однако безуспешно.

Несмотря на усилия руководителей ЛА, в ноябре 1935 г. на совещании в экспортном управлении Наркомата внешней торговли отмечали «недостаточную работу Литературного агентства по получению и реализации архивных материалов»^[42]. Это положение переходило из резолюции в резолюцию еще несколько лет с дополнениями об усилении работы в САСШ, Англии и Франции^[43].

Формально публикации исторических материалов занимали в списке задач ЛА весьма скромное место после романов пролетарских писателей и справочников об успехах СССР. Однако, как показала практика, именно документы XIX – начала ХХ в. вызывали наибольший интерес у зарубежных партнеров и стабильно продавались за границей. Так, в 1936 г. из предложенных ЛА 50 книг об СССР удалось издать только 10, из 115 романов – 33, из 114 произведений детской литературы – 11, из 87 пьес поставили на сцене две, в то время как из семи публикаций архивных материалов реально вышли шесть, т.е. около 85%, что говорит о беспрецедентной эффективности для заграничного книжного рынка^[44].

При этом коммерческие успехи не способствовали увеличению финансирования архивных поисков и не сулили ЦАУ особых выгод. Архивы не получали проценты от реализации изданий за рубежом и не были финансово заинтересованы в расширении сотрудничества с ЛА. Бюджет ЛА на 1938 г. предусматривал на работу с архивными материалами (включая оплату Центрархиву по 150 руб. за лист и до 400 руб. за лист комментариев) в общей сложности 5,75 тыс. руб.; еще 5 тыс. руб. были запланированы на разработку архивных материалов. Однако вместе взятые эти статьи расходов не превышали статью «Оплата за политическую специальную редактуру и рецензирование». На гонорары же за авторские литературные произведения советских писателей предполагалось выделить более 100 тыс. руб., а на журнально-­газетные статьи – 75 тыс. руб.^[45]

В 1938 г. ЛА постановлением Совнаркома СССР от 19 марта было преобразовано в контору в составе Всесоюзного внешнеторгового объединения «Международная книга»^[46]. Коммерческие интересы все еще превалировали над пропагандистскими, но архивные документы хуже вписывались в планы организации. В 1939 г. Наркомат финансов выделил средства для разработки 48 печатных листов архивных материалов, однако эти расходы руководство «Международной книги» признало «коммерчески нерентабельными» и запретило выдавать деньги на подготовку документов^[47].

А.П. Мариинский ушел из Агентства в 1938 г.; на короткое время вновь созданную контору возглавил председатель «Межкниги» Н.С. Ангарский, а в 1939 г. был назначен новый руководитель – А.Г. Соловьев, значительно перестроивший всю ее деятельность. Д.А. Уманский номинально работал в Агентстве до начала Великой Отечественной войны, когда был «уволен в связи с призывом в Военно­морской флот». Конец войны он встретил инструктором Главного политического управления Военно­морского флота в звании майора^[48].

С началом войны, в августе 1941 г., ЛА перешло в структуру Всесоюзного общества культурной связи с заграницей^[49], став фактически еще одним отделом по печати и пропаганде^[50]. Задача публикации архивных материалов не была вычеркнута из уставных документов, но в новом формате ЛА она стала никому не нужна. Публикациями архивных документов Агентство более не занималось.

 

Список литературы

1. Додонов Б.Ф., Копылова О.Н., Мироненко С.В. Из истории публикации документов царской семьи в 1918–1920‑е гг. // Отечественные архивы. 2007. № 1. С. 3–18.

2. Медведева Т.В. Документы дома Романовых в деятельности Литературного агентства в 1930‑е годы // Археографический ежегодник за 2013 год. М., 2019. С. 273–278.

3. Paterson I. The Translation of Soviet Literature: John Rodker and PresLit // Russia in Britain, 1880–1940: From Melodrama to Modernism. Oxford, 2013. P. 188–209.

 

---

[1] ГАРФ. Ф. P‑5446 «Совет народных комиссаров СССР – Совет министров СССР. 1923–1991». Оп. 15. Д. 2273. Л. 1–6.

[2] См., напр.: Лопатин В.С. Письма, без которых история становится мифом // Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка (1769–1791). М., 1997. С. 487–488; Переписка императора Николая II с матерью – императрицей Марией Федоровной. 1894–1917 / подгот. к изд., пер., предисл., коммент. Е.А. Чирковой. М., 2017. С. 9.

[3] Медведева Т.В. Документы дома Романовых в деятельности Литературного агентства в 1930‑е годы // Археографический ежегодник за 2013 год. М., 2019. С. 273–278.

[4] Paterson I. The Translation of Soviet Lite­rature: John Rodker and PresLit // Russia in Britain, 1880–1940: From Melodrama to Modernism. Oxford, 2013. P. 188–209. Статья основывается на переписке и документах Дж. Родкера из Центра гуманитарных наук Гарри Рэнсомав Университете Техаса.

[5] ГАРФ. Ф. Р‑8581 «Советское информационное бюро (Совинформбюро) при Государственном комитете по культурным связям с зарубежными странами при Совете министров СССР. 1941–1961». Оп. 3. Д. 220. Л. 1. (Анкета Д.А. Уманского.)

[6] Там же. Л. 1 об.

[7] Цит. по: Глебов С. Евразийство между империей и модерном: история в документах. М., 2010. С. 254–255.

[8] ГАРФ. Ф. P-8581. Оп. 3. Д. 220. Л. 3 об. (Автобиография Д.А. Уманского.)

[9] Там же. Ф. P‑5446. Оп. 15. Д. 2273. Л. 2–3.

[10] Там же. Ф. P‑5325 «Главное архивное управление при Совете министров СССР (Главархив СССР). Главное архивное управление при Кабинете министров СССР. 1918–1991». Оп. 1. Д. 1014. Л. 1. (Письмо Центрархива в ЛА от 16 апреля 1934 г.)

[11] «Красный архив» – журнал Центрархива РСФСР – ЦАУ СССР, выходил с 1922 по 1941 г. шесть раз в год; всего вышло 106 томов. В отличие от параллельно издававшегося (с 1923 г.) журнала «Архивное дело» публиковал только архивные документы.

[12] Пашуканис Софья Алексеевна (1896–1937) – c 1926 г. сотрудник Центрального архива Октябрьской революции; с 1933 г. возглавляла Центральный архив внешней политики, одновременно, с 1934 г., являлась заместителем управляющего ЦАУ. В 1937 г. арестована, расстреляна. (Государственный архив Российской Федерации. 100 лет: Иллюстрированная история. М., 2020. С. 143.)

[13] ГАРФ. Ф. P‑5325. Оп. 1. Д. 1021. Л. 1.

[14] Берзин (Берзиньш) Ян Антонович (1881–1938) – член РСДРП(б) с 1902 г.; после 1917 г. занимал ряд высоких партийных и дипломатических постов. С 1929 г. по состоянию здоровья направлен на издательскую работу, а с 1932 г. поставлен во главе ЦАУ, где выступал за усиление архивно-технической работы. Он считал, что «если раньше значительная часть архивных работников была на положении обслуживающего аппарата у научных работников, то теперь центральной фигурой архивного дела должен стать архивно-технический работник». В 1937 г. арестован и в 1938 г. расстрелян. (Хорхордина Т.И. Руководители государственной архивной службы России // Вестн. архивиста. 2008. № 2. С. 14–15.)

[15] Хорхордина Т.И. Указ. соч. С. 15.

[16] ГАРФ. Ф. P‑5325. Оп. 1. Д. 1014. Л. 11.

[17] Там же.

[18] Там же. Л. 11–11 об.

[19] Там же. Л. 8.

[20] Там же. Л. 14.

[21] Там же. Д. 1022. Л. 26.

[22] Там же. Л. 5–22. (Списки материалов из фондов дворцов: Зимнего, Аничкова, Гатчинского, Павловского, Царскосельского.)

[23] Там же. Л. 22, 23.

[24] Там же. Оп. 9. Д. 3381. Л. 1–1 об.

[25] Там же. Л. 6–7. (Опись выявленных документов из ГАФКЭ и сопроводительное письмо в ЦАУ. 20 ноября 1935 г.)

[26] Там же. Л. 3–5. (Опись выявленных документов из Архива революции и внешней политики и сопроводительное письмо в ЦАУ. 15 ноября 1935 г.)

[27] Там же. Л. 8.

[28] Paterson I. Op. cit. Р. 197–198.

[29] The Letters of Tsar Nicholas and Empress Marie. Being the confidential correspondence between Nicholas II and his mother, Dowager Empress Maria Feodorovna / еd. by E.J. Bing. London, 1937. С 1938 по 1995 г. состоялось десять переизданий.

[30] The Secret Letters of the Last Tsar. Being the confidential correspondence between Nicholas II and his mother, Dowager Empress Maria Feodorovna / еd. by E.J. Bing. New York; Toronto, 1938. Шесть переизданий с 1938 по 1974 г.

[31] ГАРФ. Ф. P‑5325. Оп. 1. Д. 1023. Л. 8–9. (Письмо Э.Биль в ЛА. 23 июля 1934 г.)

[32] Там же. Д. 1022. Л. 42.

[33] Там же. Д. 1023. Л. 17.

[34] СУ РСФСР. 1923. № 76. Ст. 740.

[35] См.: Journal intime de Nicolas II (Juillet 1914 – Juillet 1918) / traduit du russe par M.Benouville et A. Kaznakov. Paris, 1934.

[36] Речь шла о берлинском издании: Дневник императора Николая II: [1890–1906 гг.]. Берлин, 1923.

[37] ГАРФ. Ф. P‑5325. Оп. 1. Д. 1023. Л. 19. В переписке с Э.Биль упоминается и пуб­ликация дневников Николая II в Париже в 1925 г., также якобы готовившаяся по договоренности с ЦАУ.

[38] См.: Додонов Б.Ф., Копылова О.Н., Мироненко С.В. Из истории публикации документов царской семьи в 1918–1920‑е гг. // Отечественные архивы. 2007. № 1. С. 3–18.

[39] ГАРФ. Ф. P‑5325. Оп. 1. Д. 1023. Л. 19–20. Об этих дневниках писал журналист М.А. Сукенников в 1933 г. (См.: Милюков П. 1915 г. в дневнике императрицы Марии Федоровны // Последние новости. Париж. 1933. № 4493. 11 июля. С. 2 и др. См. также: Енсен Б. Среди цареубийц: Вдовствующая императрица, семья последнего русского царя и Запад. М., 2001. С. 190–194.)

[40] Подробнее об этих эпизодах см.: Медведева Т.В. Указ. соч.

[41] ОР РГБ. Ф. 16 «Барсков Яков Лазаревич (1863–1937)». Д. 35. Л. 11 об.

[42] РГАЭ. Ф. 413 «Министерство внешней торговли СССР (Минвнешторг СССР). 1917–1988». Оп. 13. Д. 1156. Л. 1.

[43] См.: Там же. Д. 1994. Л. 47.

[44] Там же. Л. 43.

[45] Там же. Л. 2.

[46] ГАРФ. Ф. Р‑5283 «Всесоюзное общество культурных связей с заграницей (ВОКС). 1925–1957». Оп. 1. Д. 393‑б. Л. 7.

[47] Там же. Ф. Р‑9602 «Соловьев Александр Григорьевич, экономист, историк». Оп. 1. Д. 112. Л. 8. (Докладная записка директора ЛА А.Г. Соловьева А.И. Микояну в Наркомат внешней торговли и А.А. Жданову в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) 23 августа 1939 г.)

[48] Там же. Ф. P‑8581. Оп. 3. Д. 220. Л. 1 об.

[49] Там же. Ф. P‑5446. Оп. 25 а. Д. 8287.

[50] Там же. Ф. P‑5283. Оп. 2 а. Д. 12, 30, 43.