Офицеры русской армии, погибшие в войне с Японией 1904–1905 гг.: Биогр. справ. / Сост.: Д.К. Николаев, О.В. Чистяков, М.В. Абашина, Н.Г. Захарова, С.А. Харитонов. М.: Старая Басманная, 2018. – 772 с.: табл., ил. – 300 экз.
 

Два последних десятилетия в России отмечены удивительным всплеском «военных юбилеев». Столетия начала Русско-японской и Первой мировой войн, 70-летие Победы в Великой Отечественной войне нашли свое отражение не только в ходе публичных мероприятий (выставки, установка памятников и мемориальных досок, релизы документальных и художественных фильмов), но и в целой волне публикаций (комментированные мемуары, научные рефлексии о причинах и последствиях конфликтов, ходе и значении отдельных операций).

Однако официальные коммеморативные рамки до сих пор не смогли удовлетворить неутихающий интерес «снизу» к персонифицированным семейным историям: в личных архивах жителей России и зарубежья сохранилось множество неатрибутированных фотографий; от старших поколений передается отрывочная, требующая верификации, информация об участии одного из предков в войне, его гибели или пленении. В ситуации поиска собственных корней официальный и научный нарративы могут предоставить лишь общее описание контекста развития отдельных судеб. На этом фоне важной целью рецензируемого биографического справочника – результата труда авторского коллектива из Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) – является преодоление эффекта «обезличенности» современной историографии Русско-японской войны. Термином «погибшие» в нем объединяются убитые, умершие от ран и пропавшие без вести офицеры, т.е. безвозвратные потери (С. 5).

Для создания представления об исходной исследовательской ситуации и масштабах проделанной составителями работы необходимо обозначить специфику существовавшей в Российской империи в период Русско-японской войны системы учета боевых потерь офицерского состава. Несмотря на наличие специализированных структур, призванных собирать и обрабатывать статистические данные, регистрацию потерь осложняли перемещения офицеров между войсковыми соединениями, отсутствие обязательного характера фиксации всех назначений, ошибочное причисление к категории погибших однофамильцев. В материалах военной статистики того времени не нашли своего отражения потери среди офицеров Заамурского округа пограничной стражи, формально не входивших в состав военного ведомства, но участвовавших в боях наравне с регулярными войсками (С. 11). Созданный 5 марта 1904 г. при Главном штабе Военного министерства Особый отдел по сбору сведений об убитых и раненых не имел данных о судьбе офицеров, оставшихся на поле боя, отданном противнику вследствие отступления русской армии. Неудивительно, что числившиеся погибшими и исключенные из списков действующей армии офицеры позже обнаруживались в плену противника (в целом пленных и интернированных всех чинов насчитывалось 74 369 и 5628 человек соответственно (С. 5)). В подобных случаях предписывалась процедура восстановления офицеров на учете, но в целом выяснить их судьбу представилось возможным лишь по окончании войны. Наконец, в ходе военных действий и непосредственно после их завершения представители имперской военной статистики ориентировались на приказы, не уточняя информацию ни по факту гибели, ни по ее обстоятельствам.

Исключительную информативную скупость, многочисленные пробелы, а часто и недостоверность военных справочников того времени авторский коллектив рецензируемого издания попытался преодолеть путем привлечения к реконструкции биографий офицеров разножанровых источников: метрических книг и послужных списков, некрологов и мемуаров, прошений на высочайшее имя и послевоенной публицистики. Наиболее информативным документом о службе офицера стал послужной список, содержащий сведения о дате рождения, происхождении, образовании, семейном положении, служебной карьере офицера. Однако послужные списки, хранящиеся в РГВИА в фондах «Главный штаб Военного министерства» и «Послужные списки, аттестации и наградные листы офицеров», позволили выявить релевантную информацию лишь для 30 % от общего числа офицеров, погибших в Русско-японской войне (С. 12). В ситуации, когда документы противоречили друг другу в обозначении даты рождения и происхождения погибших офицеров, использовались послужные списки их отцов на предмет подтверждения наличия сыновей соответствующего возраста. В случаях вновь назначенных офицеров (подпоручиков), которые погибали сразу по прибытии в часть, проводилось исследование документов военно-учебных заведений. Между тем составители справочника признаются, что такого рода поиск стал возможен лишь для носителей сравнительно редких фамилий, и эти случаи отмечены в примечаниях к биографическим статьям (С. 13).

В качестве дополнительных источников для уточнения дат вступления в брак и рождения детей, девичьих фамилий и происхождения жен погибших офицеров привлекались метрические книги церквей военного духовенства за предшествующие войне с Японией годы. В большинстве своем скупая биографическая справка дополнена результатами аттестации предыдущих периодов, выдержками из публикаций и мемуаров, содержащих описание обстоятельств гибели офицера, его ранения и предположительного пленения, указания на место захоронения и т.д.

Подобная методика сопоставления разных видов документов позволила составителям справочника произвести важные корректировки устоявшихся, казалось бы, статистических данных. В итоге рецензируемое издание содержит информацию о 1126 офицерах, реконструированы неизвестные ранее судьбы 47 офицеров. Летальные потери офицерского корпуса авторы оценивают в 11,2 % его состава. На фоне общих потерь убитыми и умершими от ран в целом по сухопутным войскам – 5,9 % (31 584 человека, убитых и умерших от ран) – доля боевых потерь офицеров была примерно вдвое выше, чем среди нижних чинов (С. 17). Важные уточнения сделаны и по высшему офицерству: составители справочника путем проверки сведений о посмертных назначениях, ошибочных данных о причинах смерти в официальных документах сократили список погибших генералов до семи человек (С. 16).

Корректировка статистических данных и реконструкция биографий погибших дает возможность использовать созданную репрезентативную выборку для характеристики социокультурного облика российского офицерского корпуса начала XX в.: в нем преобладали православные молодые люди дворянского происхождения, холостые на момент своей гибели, служившие в основном в пехотных войсках. Кроме того, биографическая оптика позволяет оценить характер войны и степень ее напряженности в разные периоды: самые высокие потери офицерский корпус понес в битве при Мукдене – почти треть погибших.

Сами составители признают наибольшую ценность результатов своей работы для генеалогических изысканий и реконструкции истории отдельных войсковых соединений. Думается, однако, что исследовательский потенциал данного издания значительно шире: к примеру, оно представляет несомненный интерес для военной антропологии, так как позволяет воссоздать похоронные практики в условиях войны и, следовательно, траурную традицию русской армии начала XX в.^[1] В ходе наиболее ожесточенных боев офицеров хоронили в братских могилах вместе с солдатами прямо на позициях. В случае сохранения дальнейшего контроля русской армии над территорией прах с мест боев переносился в более масштабные захоронения – на военные кладбища крепостей или на специально отведенные участки городских и сельских захоронений. В исключительных случаях тела отправлялись на родину для погребения в семейных усыпальницах (подобные примеры встречаются среди высшего офицерства). В целом следует отметить скупость упоминаний соблюдения православного канона в условиях военных действий: чаще всего он заменялся практиками повседневной религиозности либо церемонией поминовения близким кругом сослуживцев.

На периферии биографий офицеров можно говорить о дальнейшей судьбе оставленных ими семейств, т.е. о «женской стороне» классической военной истории. Приведенные в справочнике данные свидетельствуют о неизбежности дальнейших финансовых трудностей семей, утративших после гибели офицера единственного кормильца. Жены погибших писали многочисленные прошения в адрес вышестоящего начальства о дополнительной материальной поддержке малолетних детей, после войны некоторые из них, в надежде на ошибочность официальных данных, искали пропавших без вести офицеров в регионе бывших военных действий, даже в самой Японии.

Наконец, включение в издание дополнений к биографическим справкам в виде газетных публикаций некрологов, писем военного начальства семьям, выдержек из мемуаров позволяет сделать выводы и о развивавшихся непосредственно после войны конкурирующих коммеморативных традициях: с одной стороны, о коммуникативной памяти офицерства как относительно гомогенной социальной группы, с другой – об отличных от нее одобренных сверху патриотических практиках, развивавшихся в попытках компенсировать военное поражение^[2]. Так, в письмах сослуживцев семье, в опубликованных в прессе некрологах о боевых товарищах можно встретить упоминание человеческих (а не только служебных) качеств погибшего, скорбь и сожаления, сочувствие семьям в их утрате. В официальных же посланиях и позднейших публикациях смерть офицера в Русско-японской войне неизменно приобретала героическую окраску: «… доблестный офицер, с улыбкой презрения к смерти на устах, умер с сознанием свято исполненного долга перед царем и Родиной. Смерть доблестного офицера да послужит примером всем нам и грядущему поколению полка» (С. 55); «..пал смертью героя. При ночной атаке, раненный в бедро, первым вскочил в окоп противника и был поднят на штыки» (С. 94).

Разумеется, перспективы использования материалов данного справочника не исчерпываются вышеупомянутыми сюжетами, предусматривая в том числе возможности кросс-темпоральных и кросс-культурных исследований.
 

О.С. НАГОРНАЯ

[1] См.: Merridale C. Night of stone. Death and memory in twentieth century Russia. New York, 2001.

[2] В новейших исследованиях о концепциях героического в русской армии начала ХХ в. тематика использования образа погибших офицеров как инструмента компенсации военного поражения пока недостаточно изучена. См., напр.: Feldherren und Soldaten – Russische Konzeptionen des Kriegshelden im 19 und fruhen 20. Jahrhundert / Hrsg. D. Neutatz, R. Nachtigal // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 2015. Bd. 63. H. 4. S. 529–643.