К 75-летию Победы в Великой Отечественной войне
 

УДК 930.25(093)+929
 

При чтении мемуаров рядовых участников Великой Отечественной войны, созданных спустя годы после ее завершения, важно представлять исторический контекст описываемых автором событий. За комментариями к публикуемым в номере воспоминаниям А.С. Волченкова, начавшего войну младшим лейтенантом и вышедшего из окружения, редакция обратилась к кандидату исторических наук Сергею Давидовичу Мякушеву. Его глубокие источниковедческие статьи, поясняющие вводимые в журнале в научный оборот документы, в частности дневниковые записи старшины А.Ф. Жданова, воевавшего на Северном Кавказе в августе 1942 г. – марте 1943 г., и сержанта Г.В. Славгородского, сражавшегося на Украине в августе 1941 г., знакомы читателям (см.: Отечественные архивы. 2015. № 3. С. 109–114; 2016. № 3. С. 95–102).
 

Так случилось, что документы партизанского отряда, в котором сражался в 1942–1943 гг. Алексей Степанович Волченков, и его воспоминания о Великой Отечественной войне читались мною в период «самоизоляции», когда обращение к историографии и опубликованным источникам, не говоря уж об архивных документах, оказалось или крайне затрудненным, или вовсе невозможным. Поэтому пришлось привлекать электронные ресурсы Интернета, не только исторические (в первую очередь ОБД «Подвиг народа» и «Мемориал», сайт «Партизаны Беларуси», позволяющие идентифицировать упоминаемые в воспоминаниях лица), но и географо-картографические. Конкретные ссылки на популярные ресурсы с хорошими поисковиками я опускаю – каждый может проверить эти сведения сам. Задача моего комментария – помочь разобраться в тех событиях, которые показаны или, напротив, никак не отражены в воспоминаниях, и определить их источниковую значимость.

Публикация приоткрывает непростые проблемы истории Великой Отечественной войны: во‑первых, окруженчество как явление, во‑вторых, боевые действия и войск, и партизан в 1942–1943 гг. на северо-востоке Смоленской области, в огромном квад­рате от Вязьмы до Сафоново и от Ржева до Белого. Кроме того, интересно сочетание партизанских документов и воспоминаний, написанных через много лет после войны.

Начнем с проблемы окруженчества. А.С. Волченков достаточно подробно осветил тот злосчастный день, 18 июля 1941 г., когда он, младший лейтенант, выбравшись живым «по огородам» из «огневого мешка», в который угодил его батальон, остался один на территории, занятой немцами, переоделся в гражданскую одежду с помощью местного жителя, отдал ему свой наган или ТТ и опять же в одиночку пошел на восток к линии фронта (Док. № 10). Таких окруженцев в первые два года войны было невероятно много, сотни тысяч, а может, и миллион. Каких-то сводных цифр в историографии нет, поскольку никто не мог и никогда уже не сможет сосчитать и разделить всех окруженных на погибших, плененных и плена избежавших. В немецкое окружение не раз попадали целые фронты! К своим пробивались и сохранившие воинский порядок части и соединения, и мелкие группы в форме и с оружием, и одиночки, как Волченков, чаще всего без оружия и в гражданских лохмотьях. Иногда шли к линии фронта месяцами. При этом в первые месяцы и даже годы войны характерным явлением была страшная боязнь окружения. Вопль «Окружили-и-и!!!» вызывал панику и смятение, становясь мощным деморализующим фактором. Подозреваю, что здесь сыграла свою зловещую роль свежая память о финской войне, давшей примеры полной неготовности войск, оказавшихся во вражеском кольце, организовывать и осуществлять прорывы.

Среди окруженцев были все – от красноармейцев до генералов, и даже маршал Советского Союза Григорий Иванович Кулик, попавший в окружение еще в Белостокском выступе вместе с 10-й армией.

В их числе были и те, кто охотно подавался в полицаи или вовсе в «восточные батальоны». Скорее всего, именно их существование и подогревало в массовом сознании на фронте и в тылу представление об окруженчестве как явлении позорном и, соответственно, требующем усиленной бдительности по отношению к этим подозрительным субъектам. После 1937 г. удивляться этому не приходится. Во всех анкетах присутствовал вопрос «Был ли в плену и окружении?». Так и писали, через «и», хотя плен и пребывание военнослужащего в окружении и на оккупированной территории все-таки разные вещи. В общем, само понятие «окруженец» надолго стало если не клеймом, то уж пятном точно.

Что можно сказать об Алексее Степановиче Волченкове? Он был, несомненно, очень храбрым человеком. И чувство воинского долга у него тоже было развито. В конце концов, не каждый же решится идти сотни километров до своих по оккупированной территории. Я думаю, что, прежде всего, это результат качественного воспитания молодого человека в советской школе, – в родном Закомелье Алексея, вероятно, учила Татьяна Ивановна Шумиловская^[1], легендарная сельская учительница, единственная, кого в 1920-е гг. в РСФСР отметили орденом Трудового Красного Знамени.

При этом А.С. Волченков дважды попадал в окружение и, значит, дважды числился в армейских учетных документах пропавшим без вести, т. е. безвозвратной потерей. Соответственно, он дважды исключался приказами из списков Красной армии (в отношении Алексея Степановича их отменяли уже после войны). Но он-то оставался в живых и продолжал воевать. Уверен, что в истории Великой Отечественной войны найдутся и те, кто пропадал без вести и более двух раз. Следовательно, огромные цифры потерь Красной армии, основанные преимущественно на тех самых приказах и списках, можно и должно корректировать.

Что касается встречающихся в воспоминаниях А.С. Волченкова некоторых нестыковок, то они могут быть результатом описки. Деревень (по-белорусски – вёсок) с названием Зазерье, где произошел описанный неравный бой, в республике несколько, но в Минской области только одна, в Пуховичском районе в 35 км от Минска в сторону Бобруйска. 100-я стрелковая дивизия и ее 85-й стрелковый полк могли быть в этих местах только при отходе от Минска в последних числах июня или первых числах июля. Но А.С. Волченков уверенно называет даты 17 и 18 июля и прямо говорит о том, что его последний бой в составе полка был за рекой Березиной. Под эти время и место подходит только деревня Заозерье – в Мощаницком сельсовете Белыничского района Могилевской области. Правда, обе они от автострады Москва – Минск весьма далеки.

Но тогда получается, что 85-й стрелковый полк и, соответственно, А.С. Волченков, командир пулеметного взвода из его 2-го батальона, оказались в окружении еще раньше. 17 июля немцы уже осаждали Могилев, расположенный куда восточнее. К тому же, обратившись к Википедии, я обнаружил, что 100-ю дивизию (за отличия в более поздних боях под Ельней она стала в сентябре 1-й гвардейской) в первые месяцы войны изрядно трепали. Электронный ресурс ничего конкретного о перемещениях 85-го полка в середине июля не сообщает, зато определенно указывает на то, что в это время дивизия была выведена за Днепр в район Монастырщины (тогда село, а ныне поселок городского типа, районный центр Смоленской области в 50 км от Смоленска), а оттуда отправилась, видимо, через Рославль, еще дальше в тыл для пополнения.

Скорее всего, 85-й стрелковый полк еще на Березине действовал в отрыве от остальных частей дивизии и при запоздалом отходе где-то в Белыничском районе был разбит. С дивизией оказались, видимо, только его тылы. Об этом свидетельствует опубликованный в ОБД «Мемориал» список лиц начальствующего состава полка, «пропавших без вести (остались за Днепром)» и не получивших на 1 августа денежное довольствие, составленный полковыми финансистами 25 августа 1941 г. Документ насчитывает 172 фамилии, начиная с командира полка, т. е. к своим не вышло подавляющее большинство командиров. Младший лейтенант А.С. Волченков значится в этом списке под № 93.

Алексей Степанович не стал подробно описывать свой путь на восток, но упомянул, что добрался к осени до села Сельцо в Пречистенском районе Смоленской области. Пречистое – ныне не райцентр, а село в Духовщинском районе, в 35 км к северу от Духовщины. Не очень далеко от Пречистого на карте и сейчас есть Сельцо. Получается, что севернее Духовщины Волченков мог оказаться, только двинувшись с Могилевщины на север по правому берегу Днепра, обходя Смоленск севернее. Идти прямо на восток он вряд ли бы рискнул: еще гремели бои за Могилев. Может быть, он просто не умел хорошо плавать – Днепр в верхней своей части отличается быстрым течением, а у Могилева еще и широкий, до 100 м.

Для понимания того, куда же добрался Алексей Степанович в своих странствиях за уходящей на восток линией фронта и почему он там задержался, нужно пояснить, что село Сумароково, тогда Андреевского, а ныне Новодугинского района Смоленской области, расположено в 38 км на запад от Новодугино (в годы войны, как правило, писали Ново-Дугино). Сейчас в селе уже нет постоянных жителей, но на карте Смоленщины Сумароково все еще значится… А село и железнодорожная станция Новодугино находятся от Сычевки в двух десятках километров к югу, т. е. Волченков оказался примерно посередине между Вязьмой и Ржевом. Дальнейший путь на восток представлял серьезную опасность – впереди была хорошо прикрытая немецкими войсками железная дорога. К тому же в Новодугино действовал хорошо охраняемый крупный немецкий аэродром. В воспоминаниях А.С. Волченков написал о своих тогдашних планах, но внезапно все изменилось: «15 января 1942 г. утром на рассвете мы встречали в объятиях передовые части 11-го кав[алерийского] корпуса 18-й кав[алерийской] дивизии 135-го кавалерийского полка» (Док. № 10).

Откуда в глубоком немецком тылу в середине января 1942 г. появились советские кавалеристы? А это первые результаты Ржевско-Вяземской наступательной операции Красной армии. Об этой операции и последующих, именуемых сейчас некоторыми авторами не более и не менее как «Ржевская битва», написаны уже горы книг и статей. Подробно об истории операции в журнале не напишешь, но все, что читатели сейчас узнали из документов и воспоминаний А.С. Волченкова, происходило именно в то время и в тех районах, где эта эпическая битва разворачивалась. Длилась она больше года, отличалась запредельным кровопролитием, и по сей день вокруг нее кипят ожесточенные споры ученых и публицистов. Понятно, что Алексей Степанович, работая над мемуарами, не ставил перед собой цель показывать широкий исторический фон. У него в 1970-е гг. и возможностей-то таких не было. Поэтому я все-таки счел нужным предпринять экскурс в эту длинную историю.

Хорошо известно, что начавшееся в конце ноября 1941 г. сперва локальное (от Каширы), а затем сплошное, по всему протяжению Калининского и Западного фронтов, контрнаступление Красной армии под Москвой, дополненное еще и сильным ударом по немцам войск Юго-Западного фронта в районе Ельца, уже к Новому году обозначило глубокий охват немецкой группы армий «Центр» (или, как сейчас некоторые любят писать без перевода, «Митте») с севера. На юге советские войска после взятия Калуги тоже выходили на меридиан Вязьмы, охватывая немецкие войска и с этого фланга. Считается, что замысел напрашивавшейся операции на окружение родился в голове Бориса Михайловича Шапошникова^[2]. Он был прост: воспользовавшись относительной слабостью противника, нанести подвижными соединениями – кавалерией с танками – удары с севера и юга, перерезать коммуникации группы армий «Центр» западнее Вязьмы, взять город, создать прочное кольцо окружения и ликвидировать образовавшийся огромный котел. Не исключаю, что Б.М. Шапошников решал тем самым и задачу продвижения Красной армии на западных подступах к Москве, где немецкие войска уверенно удерживали занятые позиции весь декабрь. Поначалу все шло в соответствии с замыслом.

Директива Ставки Верховного главнокомандования № 151141, отданная вечером 7 января, гласила: «Командующему Калининским фронтом выделить часть сил для разгрома ржевской группировки противника и для занятия г. Ржев ударной группировкой силою двух армий в составе четырнадцати-пятнадцати стр[елковых] дивизий, кавалерийского корпуса и большей части танков, нанести удар в общем направлении на Сычевка – Вязьма с задачей, перехватив железную и шоссейную дорогу Гжатск – Смоленск западнее г. Вязьма, лишить противника основных его коммуникаций»^[3].

Выполняя эту директиву, в начале января 1942 г. западнее Ржева немецкую оборону успешно прорвали 29-я и 39-я армии Калининского фронта, затем в полосе 39-й армии в немецкий тыл устремились три кавалерийские дивизии – 18, 24 и 82-я. До этого на Калининском фронте никакого кавкорпуса не существовало: из пяти имевшихся там кавдивизий выбрали три, назвали их 11-м кавалерийским корпусом и определили комкором командира 82-й кавдивизии полковника Николая Владимировича Горина. Две оставшиеся кавдивизии вошли в состав 39-й армии.

Правда, еще до принятия директивы командованию Калининского фронта (командующий – генерал-полковник Иван Степанович Конев) пришла мысль о самостоятельном прорыве конницей немецкой обороны. Ничего хорошего из этого не вышло, немцы легко отбили все атаки, в результате боев 5 и 6 января кавалеристы понесли потери. Дело в том, что все три кавдивизии были слабоваты. Две – так называемые «легкие», сформированные уже после начала войны. А 18-я Краснознаменная кавалерийская дивизия хоть и была кадровой, но ранее дислоцировалась в Средней Азии и являлась горнокавалерийской. Для использования в европейской части России ее переформировали в обычную, однако вместо четырех полков, как в кадровой кавдивизии, в ней было только три.

Напомним, что в Великую Отечественную войну кавалеристы вступали в бой, как правило, спешенными, атаки в конном строю со сверканием шашек были редкостью, только при очень благоприятном раскладе сил. Один неподавленный пулемет свободно мог скосить скачущий галопом эскадрон. Поэтому в бою кавалерия отличалась от пехоты только более слабой поддержкой артиллерии, но передвигалась гораздо быстрее, особенно по зимнему бездорожью.

Корпус Н.В. Горина привел себя в порядок и пошел в коридор, уже пробитый пехотой. Правда, без предусматривавшихся директивой Ставки танков. А также, судя по всему, и без пушек – протащить их по снегам и полузамерзшим болотам не было никакой возможности. Всего лишь за неделю конники благополучно достигли середины пути к Вязьме и двинулись дальше на Семлево – поселок и железнодорожную станцию в 20 км к западу от Вязьмы, добраться до которого можно было только перерезав автостраду Москва – Минск. Поэтому до Семлево 11-й кавкорпус так и не дошел. Сплошной обороны противника на пути корпуса не было, в условиях бездорожной Смоленщины немцы сильно укрепленных гарнизонов вдали от коммуникаций не держали. А с теми, что послабее, кавалеристы справлялись.

Стокилометровый бросок 39-й армии и 11-го кавкорпуса, кстати, весьма поспособствовал продвижению Красной армии на Можайском направлении. Когда А.С. Волченков встретил кавалеристов в Сумарокове, немцы еще находились в Рузе, Можайске, Верее. Через пять дней над Можайском уже были красные флаги. Группа армий «Центр», обнаружив в своем тылу советские войска, начала выпрямлять фронт, высвобождая резервы для создания новых линий обороны.

Итог продвижению 11-го кавкорпуса подвела немецкая оперативная сводка верховного командования сухопутных войск (ОКХ) № 225 за 25 января: «На участке 30 км западнее г. Вязьма незначительные силы вражеской кавалерии (части 18 кд?) временно блокировали шоссе»^[4]. Немецкие штабы узнали об этом первыми, а в Генштабе Красной армии в этот же день полагали, что войска Калининского фронта все еще «частями конницы развивали удар на юг в направлении ст. Семлево (юго-западнее г. Вязьма)»^[5]. Лишь в следующей оперативной сводке Генштаба № 27 за 26 января в числе важнейших сообщений появилось краткое: «Конный корпус силами одной кав[алерийской] дивизии перехватил автостраду Вязьма – Смоленск в 10–12 км западнее р. Клязьма»^[6]. Речь, разу­меется, идет не о подмосковной реке. Генштабовский оператор, скорее всего, принимал сводку Калининского фронта по телефону, на слух, и именно так записал смоленскую речку Вязьму, которую автострада пересекает километрах в восьми к западу от Вязьмы.

В последующие дни никаких сообщений о действиях кавалеристов 11-го корпуса западнее Вязьмы ни в советских, ни в немецких оперативных сводках не было. Хотя известно, что выход русских на автостраду крепко напугал немцев. Думаю, что здесь-то и сказалась слабость кавалерии, практически лишенной артиллерии. Немцы, всей шкурой осознававшие важность единственной в этих краях дороги с твердым покрытием, бросили на ее защиту мобильные отряды с танками, броневиками, артиллерией, легко сбивавшие с трассы выходивших из лесов по пояс в снегу спешенных конников, вооруженных винтовками и ручными пулеметами. Скорее всего, этим и объясняется молчание Генштаба Красной армии, который должен был возвестить выполнение войсками Калининского фронта стратегической директивы Ставки, но до поры помалкивал, понимая крайнюю шаткость этого успеха.

Не исключено, однако, что операторы Генштаба были в эти дни больше заняты выяснением того, как выполнялся план маршала Шапошникова Западным фронтом, причем сразу на двух участках.

Во второй половине января 1942 г. группа войск командира 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Павла Алексеевича Белова, состоявшая не только из пяти кавдивизий – двух кадровых гвардейских и трех «легких» негвардейских, но имевшая еще и стрелковую дивизию, обойдя Юхнов, удерживавшийся немцами, вышла к Варшавскому шоссе. Не сразу и не без проблем, с оставлением на месте всей артиллерии и прочих малоподвижных тылов, но кавалерийские дивизии и часть пехоты перешли Варшавку (немцы, естественно, контроль над шоссе не теряли) и вскоре вышли на подступы к Вязьме с юго-запада и обнаружили там не только отряды партизан и все тех же окруженцев, но и регулярную Красную армию в лице десантников (их сбросили туда незадолго до прихода конников, а позже в этот район десантировался целый воздушно-десантный корпус).

К январю 1942 г. относится и совсем уж экзотическая попытка командования ВВС Красной армии тоже поучаствовать в Ржевско-Вяземской операции, разрушив вяземский железнодорожный узел… летающей бомбой большой мощности. После ряда неудачных опытов, проведенных в 1930-е гг., к марту 1941 г. был создан радиоуправляемый вариант тяжелого бомбардировщика ТБ‑3, который начинялся взрывчаткой и наводился на цель с командного самолета СБ. Один из двух готовых к действию ТБ‑3 и направили на Вязьму. Увы, то ли осколок немецкого зенитного снаряда срубил антенну, то ли она оборвалась от обледенения, только ТБ‑3 не послушался команд и улетел по прямой невесть куда. Второй бомбардировщик послать не рискнули^[7].

Как бы там ни было, группа Белова тоже очень быстро создала реальную угрозу теперь уже железной дороге – второй жизненно важной коммуникации группы армий «Центр». Надо сказать, что автострада Москва – Минск и железная дорога на местности разнесены (шоссе севернее, рельсы южнее) и довольно далеки друг от друга. Перерезать одним махом обе магистрали ни у Калининского, ни у Западного фронтов не получилось ни разу. Отдадим должное противнику – защищая железную дорогу, свою главную артерию снабжения, немцы активно и успешно применяли бронепоезда (или бронедрезины), на станциях держали усиленные гарнизоны, особо охраняли мосты. Также цепко удерживалась немецкими войсками и Старая Смоленская дорога, хотя она и не имела для них стратегического значения, особенно весной, поскольку была преимущественно грунтовой.

Одновременно с группой П.А. Белова на Вязьму с юго-востока командующим Западным фронтом генералом армии Георгием Константиновичем Жуковым была направлена 33-я армия генерал-лейтенанта Михаила Григорьевича Ефремова. Она только-только успела взять Верею. Это стало третьим направлением Ржевско-­Вяземской операции, самым слабым.

М.Г. Ефремов повел к Вязьме не всю свою армию, а только три стрелковые дивизии – 113, 160 и 338-ю (две первые – бывшие 5-я и 6-я дивизии московского народного ополчения), основательно истрепанные после предшествовавших оборонительных и наступательных боев. Лет шестьдесят назад группу М.Г. Ефремова зачем-то пышно именовали «ударной группировкой 33-й армии». Сейчас в литературе появилось довольно устойчивое именование – «Западная группа 33-й армии». Общая ее численность оценивается в 10–11 тыс. человек, т. е. это всего-навсего одна комплектная стрелковая дивизия. Несмотря на малочисленность, на исходе января группа Ефремова тоже сумела подойти почти вплотную к Вязьме. Как и кавалеристы Белова, она натолкнулась у города на упорное сопротивление немецких войск. Новый командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Ганс Гюнтер Адольф Фердинанд фон Клюге (имевший солдатскую кличку Умный Ганс) наверстывал упущенное…

Итак, задача, поставленная Ставкой Верховного главнокомандования перед ­войсками Калининского и Западного фронтов, к началу февраля 1942 г. была в своей первой части почти выполнена – с трех сторон наши войска были в десяти-пятнадцати километрах от Вязьмы. Но… Дальше все пошло наперекосяк. Во-первых, на севере немцы нанесли сильный удар по 29-й армии Калининского фронта, плотно окружив и почти полностью ее уничтожив, тем самым восстановив сплошную линию фронта. Теперь 39-ю армию и 11-й кавкорпус соединял со своими только узкий проход от Нелидова. Во-вторых, на юге противник практически сразу закрыл за тремя дивизиями 33-й армии проделанную ими брешь, и никакими усилиями восстановить ее уже не удалось. Группа М.Г. Ефремова оказалась в плотном кольце окружения. Судя по воспоминаниям П.А. Белова^[8], в феврале существовала реальная возможность соединить обе группы, выдавив немцев с железной дороги Вязьма – Киров (Фаянсовая), в которой они особо заинтересованы не были, – еще в начале января Киров был занят Красной армией. Объединенные силы, возможно, более прочно удерживали бы занятый район, но командование Западного фронта вовремя на это не пошло. А потом и слабевшие на глазах наши части на это уже не были способны.

Вернемся к проблеме окруженцев, а также к той большой специфике ведения боевых действий, которой отличались все освобожденные в ходе Ржевско-Вяземской операции три района.

В воспоминаниях возвращение А.С. Волченкова в ряды Красной армии описано как-то мимоходом. Если бы его, как окруженца, начали мурыжить всяческими проверками, он запомнил бы это надолго и, наверное, не преминул бы описать. Вероятнее всего, он сохранил в своих странствиях какое-то удостоверение личности, поэтому вопросов к нему ни у кого не возникло. Кроме того, в середине января 1942 г. и командирам, и особистам 18-й Краснознаменной кавалерийской дивизии, вышедшей к селу Сумароково, от окруженцев нужна была лишь боеспособность, так как обескровленные эскадроны не могли нормально воевать. Поэтому кавалеристы собирали всех военнослужащих, оказавшихся на занятой ими территории. Но и такого пополнения тоже не хватало. В ОБД «Подвиг народа» есть наградной лист из дела Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ) на прокурора корпуса военюриста 1-го ранга А.П. Генина, который получил орден Красной Звезды за то, что в марте 1942 г. был отправлен на территорию, где наших частей вообще не было, и там, можно лишь догадываться, с помощью каких доводов и аргументов, но собрал тем не менее целую тысячу окруженцев и привел их в корпус.

Не приходится сомневаться в том, что и оружием с боеприпасами кавалеристы тоже снабжались из «местных ресурсов», благо после октябрьской катастрофы Западного фронта под снегом в этих краях оказалось столько всего! В том же архивном деле рядом с наградным листом на А.П. Генина имеется наградной лист на командира той дивизии, куда попал А.С. Волченков, – генерал-майора П.С. Иванова. Одним из главных поводов для награждения генерала орденом Красного Знамени стал не только удачный рейд по немецким тылам, но и сбор по его инициативе в лесах и болотах пушек! Насобирали больше, чем на полк, – 30 орудий, что для лишенных артиллерии кавалеристов явно было большой удачей.

После этих открытий создается впечатление, что окруженец Волченков, вроде бы снова оказавшись в Красной армии, так по большому счету окруженцем и остался. При этом 39-я армия и 11-й кавкорпус все-таки не были в полном окружении. В своих воспоминаниях Алексей Степанович красочно описал организацию снабжения кавкорпуса, когда старики, бабы и подростки носили через нелидовский коридор по бездорожью боеприпасы на расстояние 80 км. При этом войска снабжались еще и с воздуха. Есть старая работа А.Г. Федорова «Авиация в битве под Москвой», дважды выходившая в свет еще в 1970-х гг. В ней приведен подробный и точнейший, до единицы, список того, что ТБ-3 и «Дугласы» (ПС‑84 или Ли‑2) сбросили на парашютах в феврале войскам 29-й и 39-й армий и 11-го кавкорпуса. Сбрасывали все: от 152-мм снарядов до пистолетных патронов и от продуктов питания до оружейного масла. Только численность всех этих войск в то время составляла, по грубым подсчетам, около 70 тыс., и разбросаны они были на площади не менее 4 тыс. кв. км. И кто знает, сколько доставалось по назначению, а сколько угодило к немцам или залетело в непроходимые болота?

Ко всему прочему 11-й корпус был кавалерийский. Но откуда в смоленской глубинке запасы фуража на тысячи лошадей? На местных жителей надежды было мало, немцы ведь тоже фураж для своих лошадей добывали преимущественно у них. Очевидно, что проблемы у кавалеристов были запредельными, и самым тяжелым временем для них стала весна, пока не появилась хотя бы молодая трава. Оставалась надежда на снабжение по воздуху. Но с этим в 1942 г. в Красной армии было плоховато. До окруженных войск исправно добирались только связные да санитарные У‑2. Регулярно же доставлять по воздуху тысячи тонн боеприпасов и провианта для полноценного снабжения войск ВВС были не в состоянии. К тому же на первую половину 1942 г. пришелся острый снарядный голод – промышленность еще не развернулась полностью после эвакуации и не успевала за потребностями фронтов. Все, кто писал о Западной группе 33-й армии, отмечают, что основным провиантом для бойцов Ефремова уже в марте служили только последние кони, все равно подыхавшие от бескормицы.

Несколько отвлекаясь, следует сказать, что на Калининском фронте в том же январе 1942 г. происходили не очень понятные манипуляции с командованием 11-го кавкорпуса. Конечно, для серьезных заключений нужно хорошо изучить все военные архивы, но по упоминаниям в литературе получается, что у штаба фронта (а может быть, и повыше) возникли большие претензии к полковнику Н.В. Горину. Иначе трудно объяснить назначение уже 17 января, за неделю до выхода кавалеристов к автостраде, на должность командира 11-го кавалерийского корпуса генерал-майора Григория Тимофеевича Тимофеева. До этого он командовал под Тихвином 27-й кава­лерийской дивизией (не самым лучшим образом), а затем там же гренадерской (!) стрелковой бригадой, но более успешно.

Последний раз Н.В. Горина называют комкором в оперативной сводке Генерального штаба Красной армии за 21 января^[9]. А затем в этом качестве упоминается другой полковник – Сергей Владимирович Соколов, командир 46-й кавдивизии, входившей в состав 39-й армии. Насколько можно понять, Тимофеев прибыл в корпус только к апрелю, до его прибытия войсками два месяца временно командовал С.В. Соколов. Новый комкор, быстро оценив аховую ситуацию, в которой оказались в весеннюю распутицу конники со снабжением, начал требовать вывода корпуса из фактического окружения. За что и был освобожден уже в мае от занимаемой должности. И ее вновь занял С.В. Соколов, тут же получивший звание генерал-майора.

Но вернемся к дальнейшему развитию событий на всех трех участках Ржевско-­Вяземской операции. Первой погибла самая слабая группа – 33-й армии. Фон Клюге зажал ее в плотном кольце так, что извне к ней никто пробиться не смог – войска Западного фронта к весне исчерпали свои физические и моральные ресурсы, наступательного порыва декабря 1941 г. уже давно не было. Когда в начале апреля стало окончательно ясно, что дальнейшее пребывание в кольце бессмысленно, ефремовцы пошли на прорыв по кратчайшему пути, который немецкое командование тоже знало и стянуло туда крупные силы. К своим из тех 10 тыс., что пришли под Вязьму в ­январе, вышло меньше тысячи, остальные погибли или попали в плен. Получивший тяжелые ранения генерал-лейтенант М.Г. Ефремов застрелился, немцы похоронили его в ­отдельной могиле. После войны прах генерала был перезахоронен в Вязьме.

По сей день, уже больше шестидесяти лет, не смолкают споры о причинах и виновниках гибели группы М.Г. Ефремова. Очень многие винят Г.К. Жукова, враждовавшего с командармом. Один из пишущих, С.Е. Михеенков, и вовсе назвал свою книгу о Западной группе войск 33-й армии «Армия, которую предали». В свое время в ходу была версия о немецких агентах, действовавших в командовании армии, обсуждаемая некоторыми и сейчас.

Затем наступил черед группы войск П.А. Белова. Однако она была куда многочисленнее, оснащеннее, мобильнее – все-таки кавалерия. И занимали беловцы куда большую территорию. Расколоть группу на части (что, несомненно, облегчило бы ее уничтожение) немцам не удалось, но от Вязьмы они кавалеристов и десантников все-таки отжали на запад, к Дорогобужу. Поскольку боевые возможности группы таяли, в июне 1942 г., выбрав наиболее слабый участок кольца окружения, генерал-лейтенант П.А. Белов вывел большую часть своих войск (около 10 тыс. человек) в районе Кирова к своим. Довольно много бойцов, в основном раненых, было вывезено самолетами. Те, кто выйти не смог, примкнули к партизанам, продолжавшим занимать в этих районах сильные позиции.

А в начале июля пришла очередь и 39-й армии с 11-м кавкорпусом. С самой зимы в течение пяти месяцев войска 9-й армии под командованием генерал-полковника Вальтера Моделя методично оттесняли русских к Холм-Жирковскому, вглубь того самого квадрата Вязьма – Ржев – Белый – Сафоново. В начале июля, используя подсохшие дороги, быстро и уверенно они провели операцию «Зейдлиц»^[10]. Сильными ударами немецкие дивизии закрыли Нелидовский коридор, захватив в кольцо еще и соединения соседних армий, и, быстро сломив сопротивление истощенных дивизий 39-й армии и 11-го кавкорпуса, разрезали боевые порядки группировки советских войск надвое. Сохранившие боеспособность пехотинцы и кавалеристы пошли на прорыв. Многим это удалось. Но далеко не всем. Вот и А.С. Волченков снова оказался среди тех, кто из окружения не вышел…

О том, что происходило с ним в июле 1942 г., Алексей Степанович написал в своих воспоминаниях (Док. № 10). Я не собирался детально рассказывать об июльских событиях под Белым, но не смог пройти мимо одного эпизода – выхода из окружения остатков той самой дивизии, в которой полгода воевал А.С. Волченков.

К 21 июля, когда операция «Зейдлиц» самими немцами считалась уже завершенной, от дивизий 11-го кавкорпуса, обескровленных и измотанных, скорее всего, оставались какие-то сводные отряды. Но они все еще управлялись уцелевшими командирами и, несмотря ни на что, представляли собой определенную боевую силу. В этот день вечером полки 185-й стрелковой дивизии 22-й армии пробили наконец-то брешь в немецкой обороне, и навстречу им в отчаянном, из последних сил, порыве бросились в атаку окруженцы 39-й армии и 11-го кавкорпуса. На поле боя осталось тело убитого командира 18-й Краснознаменной кавалерийской дивизии генерал-майора Петра Самсоновича Иванова. Старый конник, краснознаменец Гражданской войны П.С. Иванов до последнего вздоха возглавлял действия своих кавалеристов (а скорее всего, и пехотинцев 39-й армии) на этом направлении. А.В. Исаев сообщает, что на следующий день генерал был похоронен немцами с отданием воинских почестей^[11]. К 23 часам 21 июля к своим на участке 185-й дивизии из окружения вышла группа численностью около 3,5 тыс. человек^[12]. Несомненно, значительную часть этой группы должны были составить конники 18-й кавдивизии.

Что еще можно добавить? Да, героическая и трагическая история Ржевско-Вяземской операции в эти июльские дни завершилась. Сейчас многим вольно последними словами упрекать ее организаторов и исполнителей в самых смертных грехах, но история не знает сослагательного наклонения. Она была такой, какой была. Оплаченной невероятно большой кровью и огромным числом жизней… Именно эта кровь и эти жертвы заставляют относиться к ее оценкам с максимальной осторожностью. Тем более что война-то продолжалась…

Почему оставшиеся в бельских лесах части разгромленных советских войск избежали неизбежных зачисток и пленения? Да просто немцам очень быстро стало не до них, ведь уже в конце июля там, на востоке, за Вязьмой и Ржевом, наши войска начали новую, теперь уже Ржевско-Сычевскую, наступательную операцию. Не все получилось, как хотелось, но в ее рамках 20-й армией была проведена успешная Погорело-Городищенская операция. И в конце августа впервые начиная с весны 1942 г. советскими войсками были наконец освобождены крупные населенные пункты – Зубцов и Карманово.

Вернемся к нашей публикации. Большая ее часть, естественно, посвящена партизанскому пути Алексея Степановича Волченкова. Признаюсь, в этой части комментировать и документы, и его воспоминания очень тяжело. Во-первых, они настолько выпукло и детально показывают и жизнь партизан в тылу врага, и организацию партизанских отрядов в условиях, когда кругом по деревням сидят немцы, и тактику их действий, что без обращения к многочисленной литературе и публикациям источников по истории партизанского движения вообще и на Смоленщине в частности, а равно и к архивным документам, чем-либо их дополнить трудно. Во-вторых, доступные электронные ресурсы, очень помогающие при обращении к армейским сюжетам тех же воспоминаний А.С. Волченкова, небогаты документами, имеющими отношение к партизанам.

Я попытался разыскать дополнительные сведения о женщинах – бойцах отряда Алексея Степановича, представленных к награждению (Док. № 9). Но в ОБД «Подвиг народа» связанных с этим напрямую документов не нашлось. Точнее, документы-то обнаружились, но на уровне догадки – Ираида Григорьевна Шанина и Алевтина Прокофьевна Голышевская, награжденные в 1985 г. орденом Отечественной войны II степени, вполне могут быть упомянутыми в партизанском представлении И.Г. Суворовой и А.П. Нагибиной. А могут и не быть. К тому же сведения о награжденных этим юбилейным орденом в «Подвиге народа» крайне скупы и мало что добавляют к опубликованному документу.

Наградных же листов и иных документов по медали «Партизану Отечественной войны», которую, скорее всего, и могли получить и эти женщины, и другие партизаны, упоминаемые в публикуемых документах и воспоминаниях А.С. Волченкова, в этом электронном ресурсе нет – награждения данной медалью производились приказами штабов партизанского движения. В ЦАМО РФ они не поступали.

Поэтому я ограничусь необходимыми дополнениями, почерпнутыми преимущественно из наградных приказов и листов в ОБД «Подвиг народа», только по трем персонажам из воспоминаний Алексея Степановича. Все они упомянуты в документе № 10, а Н.П. Шанин, его командир, еще и в партизанских документах.

Командир отряда капитан Николай Павлович Шанин, которого А.С. Волченков называет сотрудником Особого отдела НКВД 39-й армии, мог и не быть таковым – иначе у него было бы специальное звание, а не военное. Но в начале 1942 г. он в звании старшего лейтенанта был адъютантом (иначе говоря, начальником штаба) заградительного отряда 262-й стрелковой дивизии 39-й армии, и потом его вполне могли забрать к себе армейские особисты.

Он родился в 1915 г. (т. е. был даже чуть младше Волченкова) в селе Семеновка или Семеновщина на Новгородчине, в Красную армию призван в 1937 г. то ли Валдайским, то ли Тосненским райвоенкоматом. Был беспартийным. Николай Павлович участвовал в советско-финской войне, на Великой Отечественной воевал, видимо, с самого начала и 9 декабря 1941 г. был ранен. За смелость и мужество, проявленные в феврале 1942 г. в боях в Ржевском районе в том самом заградотряде, Н.П. Шанин 8 мая 1942 г. приказом войскам 39-й армии № 0129 награжден медалью «За боевые заслуги». Уже после соединения партизан с Красной армией Н.П. Шанина за то, что его отряд «имени 25 лет Октября» (так в наградном листе) уничтожил 300 немцев и 60 предателей, 19 автомашин, а самое главное – сжег 18 тыс. т заготовленного немцами сена, представили к новой награде, особо подчеркнув, что на его личном счету больше 50 убитых фрицев. 27 мая 1943 г. приказом войскам Западного фронта № 0564 Николай Павлович был награжден орденом Красной Звезды.

На сайте «Партизаны Беларуси» обнаружился еще один наградной лист на Н.П. Шанина, составленный уже в 1945 г. в Смоленском обкоме ВКП(б). Его представляли к медали «Партизану Отечественной войны» I степени, но наградили или нет, непонятно. В этом листе указан домашний адрес Николая Павловича – город Устюгино Вологодской области. Понятно, что это так переврали Устюжну. Последней наградой Николая Павловича (кроме, естественно, юбилейных медалей) был в 1985 г. орден Отечественной войны I степени. Больше о Н.П. Шанине найти ничего не удалось.

Капитан Василий Федорович Артеменко был также моложе А.С. Волченкова – с 1916 г. Родился в деревне Зимницы Починковского района Смоленской области, призывался в Красную армию в 1937 г. то ли в Макеевке, то ли в Пензе. С 1939 г. член партии. Воевал Василий Федорович с июля 1941 г., дважды ранен. Как указано в его наградном листе, составленном в 1943 г. в Западном штабе партизанского движения, с июля 1942 г. В.Ф. Артеменко был организатором партизанских отрядов в полосе Западного фронта – Сычевском, Вяземском, Андреевском районах Смоленской области. Создал он их целых три. Потом отряды были объединены в партизанскую бригаду имени Андреева под его командованием. За восемь месяцев бригада уничтожила 2 тыс. гитлеровцев (наверное, в это число включили полицаев и прочих предателей), пустила под откос 12 железнодорожных эшелонов и (характерная деталь!) не дала немцам вывезти хлеб из 61 деревни. За это уже майор В.Ф. Артеменко тем же самым приказом Западного фронта, что и Н.П. Шанин, был награжден орденом Красного Знамени.

Известно также, что в декабре 1943 г. Василия Федоровича приказом начальника Центрального штаба партизанского движения № 0139/н наградили медалью «Партизану Отечественной войны» I степени. А в январе 1945 г. его, уже в звании подполковника и в должности заместителя по строевой части командира 416-го стрелкового полка 112-й стрелковой Рыльско-Коростеньской Краснознаменной ордена Суворова дивизии, за форсирование Одера комполка даже представил к присвоению звания Героя Советского Союза! Впрочем, наградили В.Ф. Артеменко 10 февраля 1945 г. приказом войскам 13-й армии № 19/н только вторым орденом Красного Знамени. Уже после Победы, 10 июня 1945 г., Василий Федорович в том же звании и той же должности (только полк его уже носил наименование Одерского) был награжден за бои в Бреслау приказом войскам 6-й армии № 060/н орденом Красной Звезды. После войны В.Ф. Артеменко продолжал служить в армии, потому что в 1947 и 1953 г.г. был награжден за выслугу лет медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды. Больше ничего о жизненном пути Василия Федоровича не нашлось.

Майора Боброва, к которому совершил путешествие по оккупированной Смоленщине А.С. Волченков, звали Николай Николаевич. Родился он в Петрограде, был ровесником В.Ф. Артеменко, в Красной армии служил с 1934 г. и успел повоевать на Халхин-Голе. На фронтах Великой Отечественной войны он сражался с июня 1941 г. В партии не состоял. 23 апреля 1942 г. капитан Н.Н. Бобров, будучи начальником штаба 1314-го стрелкового полка 17-й стрелковой дивизии, приказом войскам Западного фронта № 0406 был отмечен медалью «За отвагу». 19 мая 1942 г. Боброва направили в немецкий тыл для организации партизанского движения. К осени он в звании майора командовал в Смоленской области Вадинским оперативным центром Западного штаба партизанского движения. С 6 по 20 сентября отряды Н.Н. Боброва спустили под откос шесть немецких эшелонов и уничтожили до 1,5 тыс. немцев. За все совершенное 15 октября (а может быть, и 9 ноября – на приказе указаны две даты!) приказом войскам Западного фронта № 01108 Николай Николаевич Бобров был награжден орденом Красного Знамени.

Документы ЦАМО РФ свидетельствуют, что чуть позже он командовал 1-й Вадинской партизанской бригадой и уцелел в том жестоком погроме, который учинили немцы вадинским партизанам. По крайней мере, из его учетной карточки (в которой он значится родившимся в 1917 г.) следует, что он остался после Победы в армии, дослужился до полковника и за выслугу лет получил медаль «За боевые заслуги» и ордена Красной Звезды и Красного Знамени. Не совсем понятно, дожил ли он до 1985 г., потому что в ОБД «Подвиг народа» есть Николай Николаевич Бобров, награжденный орденом Отечественной войны II степени, но родившийся в городе Боброве Воронежской области. Он или не он? Неясно. Других сведений о нем в электронных ресурсах нет.

В завершение хотелось бы вернуться к воспоминаниям Алексея Степановича о первых его боях летом 1941 г. Мне уже приходилось писать о том, что сведения, которые приводят в дневниках и воспоминаниях участники Великой Отечественной войны о судьбах своих боевых товарищей, зачастую уникальны – особенно в отношении тех, кто значатся пропавшими без вести. Так вот, упомянутые А.С. Волченковым погибшими 18 июля 1941 г. в деревне Заозерье (или Зазерье?) его комбат капитан Григорьев и начальник штаба батальона (эта должность называлась тогда «адъютант старший батальона») лейтенант Сукач по сей день числятся в ОБД «Мемориал» пропавшими без вести – без места и точной даты. Источником сведений для всех последующих документов, выложенных в «Мемориале», послужил тот самый единственный список 1941 г., составленный финансистами 85-го стрелкового полка, о котором шла речь раньше.

То, что удалось найти в ОБД «Мемориал» о Петре Евгеньевиче Григорьеве, укладывается в три строки: 1916 г. рождения, из крестьян, кандидат в члены ВКП(б) с 1939 г., общее образование 7 классов, военное – пехотное училище, в армии с 1928 г. Очевидные нелепости в этих сведениях ничьего внимания не привлекли. Дополнение к этому – помета в приказе, что есть у пропавшего без вести капитана жена Валентина Николаевна и живет она (в 1943 г.) в Екатерининском районе Саратовской области.

Примерно столько же удалось найти об Игнате Лаврентьевиче Сукаче: 1913 г. рождения, уроженец села Кривого Корнинского района Житомирской области, 5 классов образования, в армии с 1935 г., окончил курсы младших лейтенантов, член ВЛКСМ с 1937 г. Жена Мария Ивановна в 1943 г. жила на станции Мерке в Джамбульской области Казахской ССР.

Если кто-то сумеет документально уточнить воспоминания А.С. Волченкова о том бое на деревенской улице в контексте времени и места, в списки пропавших без вести можно и нужно будет внести обстоятельства гибели двух этих командиров Красной армии: один убит, другой – смертельно ранен. Кстати, в списке 1941 г. И.Л. Сукач еще значится заместителем командира роты. Судя по воспоминаниям Алексея Степановича, который, конечно, знал лично и, наверное, хорошо помнил всех командиров и политработников своего батальона, в июле Сукача уже назначили адъютантом старшим 2-го батальона 85-го стрелкового полка.

Хочется надеяться, что публикация документов и воспоминаний А.С. Волченкова пригодится смоленским историкам и краеведам для уточнения истории Великой Отечественной войны на их земле. Сколько в них имен, сколько названий деревень и сел… Приходится только сожалеть, что Алексей Степанович тогда, в 1970-х гг., не припомнил и других бойцов 85-го стрелкового полка, навечно оставшихся в белорусской деревне, и своих бойцов из кавполка, и партизан его отряда. Но, главное, он написал воспоминания, а коллеги из Госархива Ивановской области и Гаврилово-Посадского муниципального краеведческого музея их сохраняют. Теперь в научный оборот введен весьма информативный источник.

[1] О ней см.: Мякушев С.Д. Материалы награждений советскими орденами в 1921–1933 гг. как исторический источник: автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1985.

[2] Эти события с разной степенью полноты и достоверности изложены во многих работах, однако наиболее полно суть этой стратегической операции раскрыта А.В. Исаевым. (Исаев А.В. Наступление маршала Шапошникова: История ВОВ, которую мы не знали. М., 2005.)

[3] Битва под Москвой: Хроника, факты, люди. М., 2001. Кн. 2. С. 290.

[4] Там же. С. 435.

[5] Там же. С. 433.

[6] Там же. С. 436.

[7] Котельников В.Р. Бомбардировщик ТБ‑3: Воздушный суперлинкор Сталина. М., 2008. С. 97, 123, 125.

[8] Белов П.А. За нами Москва. М., 1963.

[9] Битва под Москвой… С. 417.

[10] Желающие могут ознакомиться с подробным описанием этой операции в упомянутой книге А.В. Исаева.

[11] Исаев А.В. Указ. соч. С. 380.

[12] Там же.